Три часа тяжелые волосы Лайсве укладывали в высокую прическу со спускающимися с висков прядями. Голова болела от возложенного на нее веса. Сама Лайсве предпочитала косы – они не тянули кожу, не давили, не мешали. Но сегодня ее никто не спрашивал: долго напомаживали и румянили, пытаясь придать бледному лицу хоть какой-то цвет.

Оставшись одна, Лайсве вынула из сундука с приданым мамино свадебное платье – простое, из беленого льна, из тех, что переходят в роду по наследству, чтобы по дороге в дом мужа невесту защищали духи предков. Пришлось немного ушить его в груди и бедрах, чтобы оно село на ее щуплую фигурку. Лайсве выглядела в нем трогательной, хрупкой и даже немного женственной.

– Ты не пойдешь встречать жениха в этом тряпье. Нас засмеют. – Отец, заглянув в гардеробную, нахмурил кустистые брови. – Бежка сейчас принесет новое. Портной только прислал. В нем ты будешь блистать.

– Не хочу блистать. Я хочу, чтобы меня сопровождали духи предков! – Лайсве топнула ногой, стремясь показать решимость.

– Не капризничай. Постарайся быть на высоте, и ничья помощь тебе не понадобится, – он обнял Лайсве за плечи. Колкие усы защекотали ее лоб.

Отец отстранился, пропуская вперед смуглую камеристку с новым платьем в руках. Бежка ездила встречать гостей с кортежем. Лайсве надеялась, что ей подыщут другую служанку, но эта оказалась слишком шустрой и ушлой.

И как только везде успевала?

Отец ушел, а так хотелось задержать его подольше. Лайсве ведь скоро уедет и будет очень-очень скучать по нему.

– Давайте, госпожа, поднимем ручки, – снисходительно попросила Бежка, помогая одеться. И улыбнулась так… словно это она была дочерью лорда. Все прекрасно знали, куда она метила: соблазнила Вейаса и решила, что стала хозяйкой. Но нет, вышлют ее из замка и вспоминать не будут. – Ай, хорошо! – восхитилась она.

Кому как. Даже столь легкое нижнее платье из тафты нежного кремового цвета с широкой юбкой-колоколом словно прибивало к полу. Поверх него – распашное из золотой парчи, расшитое розами и украшенное лентами и кружевом по подолу, вдоль выреза и на рукавах. Лайсве едва ли не сгибалась под его тяжестью и казалась раза в два больше, чем была на самом деле. Зачем отец сделал из нее цветочек в золотой петлице? Будь ее воля, она бы все-все устроила иначе – романтично и нежно, только для себя и жениха, а не для разряженных в пух и прах гостей.

– Будет у нас красавица жениху на загляденье, – приговаривала Бежка, разглаживая складки на юбке.

Грубый толчок в спину выбил из груди Лайсве весь воздух. Корсет затянулся так туго, что не получалось даже вздохнуть.

– О боги, ну зачем? – взмолилась она, чуть не упав в обморок. – Почему такой глубокий вырез? Неприлично же! – и попыталась подтянуть лиф повыше, но ничего не вышло.

– Все прилично, что не безобразно, – Бежка хитро прищурила темные, как у ведьмы, глаза.

Ух, дерзкая! Но ругаться Лайсве не хотелось. Не перед помолвкой.

– В Кайнавасе все модницы так ходят. Поверьте, лорд Веломри не купил бы ничего неприличного.

– Модницы в Кайнавасе, видимо, не едят, – с трудом пробормотала Лайсве. – И не дышат.

Бежка смилостивилась и ослабила шнуровку.

– Красота требует жертв. Чем сильнее вы понравитесь жениху, тем легче будет с ним сойтись.

Служанка набрала пригоршню лоскутов и набила ими лиф, чтобы придать скромным формам Лайсве более пышный вид. Как глупо! Жена должна нравиться мужу просто потому, что она тебе суждена – самый близкий и дорогой человек, вторая половина, без которой ни один мужчина счастлив не будет.

– Теперь точно понравитесь. – Бежка склонила голову набок, разглядывая результаты своей работы.