Микаш всю свою жизнь чувствовал его. Иногда он скребся о ребра когтями, и тогда хотелось схватить топор и разнести все кругом. Только бы односельчане поняли, что сестрица не плохая, а другая. Что мама не засохший цветок, а сильная, достойная уважения женщина. Что он вовсе не злой и никогда не хотел им быть…
– Уходи, – сказала мать со смертельным спокойствием. – Ты мне больше не сын.
Горевестница протянула костлявую ладонь.
«Забудьте! Забудьте об этом!» – взмолился Микаш так отчаянно, что голову схватил спазм, а из носа ручьем хлынула кровь.
Они забыли.
Агнежка замерла, прижав подбородок к груди. Горевестница прикрыла глаза. Мать перестала бояться и добродушно улыбнулась.
– Убирайтесь! – велел Микаш белоглазой старухе, вытирая рукавом кровь. – И никогда не возвращайтесь!
Вельва поковыляла к двери и, не оглядываясь, вышла в бурю.
Мать мотнула головой, прогоняя дурман.
– Ты закончил? – Она собрала миски, сполоснула их в ведре и налила еще супа. – Теперь ешь сам.
От миски поднимался пар, а посреди варева плавал небольшой кусок баранины – маленькое чудо для их бедного семейства.
– Мама! – удивленно воскликнул Микаш.
– Жуй! И не смей с сестрицей делиться. Это только для тебя, – строго наказала она, а потом не выдержала и ласково потрепала его по волосам.
Агнежка очнулась и придвинулась ближе, опустив голову ему на плечо. Ему так хорошо стало, так тепло от их любви, что страх мигом забылся.
Они не вспомнят.
Никогда.
1526 г. от заселения Мунгарда.
Белоземье, Веломовия
Микаша душили сожаления. Если бы он ушел с горевестницей, может быть, спас семью. А так остался один… ни Сумеречник, ни простолюдин. Что-то среднее, без судьбы и смысла.
До белоземского замка оставалось несколько дней пути, когда свадебный кортеж встретил людей лорда Веломри. Их выслали для сопровождения гостей по дремучим лесам. Пышная днёвка случилась неподалеку от узкой, но быстротечной реки. Зареченцы и белоземцы ели, пили, братались, шутили и горланили застольные песни. Микаш так умаялся за всем следить, что пропустил, когда Йорден ухватил служанку из свиты лорда Веломри и, пьяно улыбаясь, потащил в палатку.
Микаш нагнал их у самого входа и перегородил путь.
– Не стоит. Вас невеста ждет.
– Тебе-то какое дело? Не твоя же, – огрызнулся Йорден.
– Ваш отец велел приглядеть, чтобы вы не ославились тут, – Микаш уже вдоволь понаблюдал за белоземцами. От зареченцев они отличались как день от ночи. Тихие и спокойные внешне, с плавной речью, они не выказывали лишних эмоций, а внутри горели, словно печи, вспыхивая то гневом, то страхом, то раздражением. Прав был лорд Тедеску: унижения они не простят и помнить будут долго.
– Отца здесь нет. И ты поди прочь. Найди себе девку, а то так и проходишь всю жизнь девственником. Слышишь, дорогая? – обратился Йорден к служанке. – Он ни разу с женщиной не был!
Да, не был. Не хотел. Вовсе их не замечал. Тренировки, книги, охота на демонов – больше ему ничего и не надо. А с девицами была одна морока.
Йорден швырнул в Микаша медальон с портретом невесты.
– Полюбуйся на бледную мышь, раз никого лучше сыскать не можешь.
– Как знаете, – прошептал Микаш, сжимая медальон в ладонях.
Внутри заскребся демон, болью запульсировала жилка на виске. Он словно наяву слышал леденящий душу скрежет. Это помогало во время битв, когда силы были на исходе, – пробуждало кровавую ярость, превращало в неистовый стальной вихрь. Именно за эту несокрушимость и приглянулся Микаш лорду Тедеску. Но иногда, как сейчас, ярость становилась столь нестерпимой, что хотелось выпустить демона на волю и всех уничтожить. Тех, кто издевался, смеялся и плевал в его сторону. Пока его самого не заколют, как демона. Совсем как в том сне.