Сознание начинает соскальзывать в ту дрёму, но я сбрасываю дрёму и тихо кричу Наде в спину:

– Надя! Почему – я? За что?!

Надя останавливается, не оборачиваясь. Медлит пару секунд. Потом бросает через плечё, повернув голову и глядя краем глаза

– Гвоздики. Спросишь учителя. В конце. –

Чуть возвращает голову вперёд, отводя взгляд, и говорит, как бы не мне:

– На сорок дней, ты – на полшага от живых.

Уходит.

Медлю пару секунд, говорю в спину, исчезающую в кустах:

– Прощай, Надя.

Надя на ходу поднимает руку, сжимает в кулак и скрывается в темноте.

А дрёма, сбитая было яростью, аккуратно возвращается.

Пяток секунд гляжу в темноту, где скрылась прабабушка. Возвращаю взгляд в огонь, делаю ещё пару глотков из кружки. Потом, как прабабушка, выливаю остатки на землю. Нахожу взглядом Надину, тянусь, ставлю свою рядом.

Засыпая, вижу обе кружки. И мне спокойно.

И проснулась я сказочно приятно, а не как обычно. Я проснулась от того, что выспалась. Минуток десяток лежала – наслаждалась этим забытым чувством, пока совсем не проснулась. Ну и вспоминала и закрепляла в памяти сон, который хорошо запомнился.

Особенно – про сорок дней. Про то, что у меня есть аж сорок дней, чтобы с этим спокойно разобраться.

В ознаменование разрыва шаблона заварила чаю. Ну и в память о прабабушке и о сне.

С первой сигаретой пропланировала план, как буду разбираться. И приступила к исполнению.

Староста, как всегда, взял со второго гудка:

– Утра доброго, ваш сочество! – и, внезапно: – Как спалось?

Резко, как локтем об угол, прострелило паникой, что он откуда-то в курсе снов. Всех снов. Мозг заработал в бешеном режиме, вычисляя, откуда. Вздохнула-выдохнула, унимая панику, и спросила вкрадчиво:

– Ванечка, а чё-та ты внезапно про моё спалось озаботился-то? А?!

Староста пару секунд помолчал в удивлении. Потом «включил устав» и бодрым дурацким голосом сообщил:

– Дарья Александровна! Разрешите доложить! По сообщениям от вашего сожителя, озвученным публично, Вы с ним по состоянию обоюдного здоровья несколько притормозили развитие ваших отношений, в связи с чем по взаимному согласию сторон высыпаетесь по отдельности. В частном порядке удалось установить, что по мнению другой стороны, Вы, вырвавшись из-под родительской опёки, вдарились в подростковый загул и, грубо говоря, приблизились к белочке, в частности, к ночным кошмарам. В связи с чем противная сторона выказала мне, как старосте, пожелание обратить Ваше внимание на учебный процесс, неотъемлемой частью какового является здоровый сон.

Паника начала затихать. Мозг тоже сбавил обороты, но продолжил вяло в фоновом режиме ставить параноидальные закладочки при случае узнать, есть ли у бабули телефон Старосты.

А я включила дружелюбно-рабочий тон и сказала:

– Абсолютно.

Быстро перепрыгнула на торопливый дружеский и затараторила:

– Так, Вань, к вопросу о помощи. Нужен хороший психиатр проконсультироваться. Про бабушку. У неё по старости немножко крыша потекла, и хочу понять, что происходит и что делать.

Ваня, чуть растерянно:

– Так…

Перебиваю:

– Уточню. Первое. Он должен быть профи со специфичной практикой. Второе. Консультация частная, без занесения в базы. Без имён. Третье. От тебя мне надо не контакт психиатра, а контакт человека, который МНЕ, ЗА ГОНОРАР даст контакт. Поясню. Если узнают родители… дальше – объяснять? И мне точно не надо, чтобы в группе и вообще кто-то знал, что я хоть зачем ходила к мозгоправу. Без обид, но мне надо так.

Староста пару секунд помолчал в трубку. Потом многозначительно сказал:

– Сегодня, приходи таки на учебу.

Так же многозначительно отвечаю: