– Два года не по тамошнему времени, по У. И. В.
Я решил больше не задавать вопросы. Какой-то «фрейм», «цикл», «криосон»… Стоп, он сказал, что мы летим? Значит, мы ещё не в аду? Или они по-прежнему в какую-то игру играют? Окон не было, только всё до тошноты белое. Оно давило на меня так, что глаза болели. Когда они вышли, я закрыл глаза, и мне вроде как полегчало. Тогда я уснул. Сны снились бредовые: что-то про Нору, про наших солдат, про этого военного.
Разбудил меня тот же очкарик, уже с отросшей щетиной, в других очках. Волосы у него вроде раньше были подлиннее.
– Вставайте, одевайтесь! – Он кинул мне на кровать какой-то комок. – Когда выйдете, повернёте направо, дальше – по указателям к выходу. Документы и деньги выдадут там же.
Сказал и вышел. Понятнее не стало. Впрочем, вспомнив Пылю, говорившего про дороги, Бояра, учившего драться до конца, и Заша, нескладного, но всегда считавшего Молотов не сильнее людей, я решил им подыграть. Долго я разбирался, как надевать их одежду: штаны то ли правильно, то ли задом наперёд, тонкая рубаха могла порваться о первый же сучок. Были ещё какие-то мешки вроде как на руки, некуда было сунуть пальцы, что неудобно. Когда решил надеть на ноги – подошли. Было что-то наподобие валенок, только поменьше… Словом, кое-как разобрался.
Когда я вышел в коридор, столкнулся с ещё одним военным, который пристально посмотрел на меня и сперва приложил руку к виску, как я понял – это у них что-то вроде приветствия, – а потом вдруг рассмеялся. Я думал двинуть ему в челюсть, затем заметил, что он указывает мне на штаны. Я опустил взгляд: там что-то блестело. Я дёрнул странную штуку вверх – та поддалась.
– Ничего, солдат, не боись, я после контузии не то что ширинку застегнуть – и подтереться не смог!
«Ширинка» значит? Запомним…
Я улыбнулся в ответ и зашагал дальше. Смотрю – и надписи их, буквы чудны́е, а вот слова понимаю вроде как, а вроде и нет. Вот что такое «резервный преобразователь энергии»?
Бредя с такими мыслями, я столкнулся ещё с одним незнакомцем, который протянул мне руку. Я видел уже, как они тут здороваются и ответил на рукопожатие не так сильно, как когда за ветку хватаешься, но и не так слабо, как собра чешешь. Их, чёртову, меру.
Незнакомец повёл меня дальше, к столику и что-то сообщил сидевшей там женщине. Та похлопала на меня глазками и сказала что-то моему спутнику.
– Фотографию сделать надо, садись.
Я сел. Я никогда не видел фотографий, только слышал, что Бояр рассказывал. Что-то щёлкнуло, а я испугался и зажмурился. Эти двое расхохотались, и мужик сунул мне что-то под нос. Я взял в руку какую-то пластину, на которой расположились моя фотография, несколько строчек, квадраты…
– Первый раз, что ли. Господи, наберут из низших миров, потом каждому объясняй, как на велосипеде кататься…
Потом мужик этот опять сказал что-то собеседнице, она что-то протянула ему, а он опять сунул мне. На этот раз это была какая-то карточка.
– Вот, зарплата твоя и компенсация. Или тебе лучше наличкой?
Кто его знает, что лучше: компенсация или наличка? Я решил попытать счастья:
– Наличкой.
– Хорошо, сейчас будет…
Он вернул карточку женщине, а та передала ему пакет.
– Вот двадцать тысяч, советую положить куда-нибудь в банк. Лучше «КФИМ Банк», у тебя там как у военного процент повышенный.
– Хорошо, – улыбнулся я, все ещё ничего не понимая. Только опасение у меня появилось, вернее, догадка, будто за своего меня приняли… Вот только кто принял? И за какого именно своего?
Я побрёл к выходу. Двери у них тоже оказались – чудо света, сами открывались, сами закрывались. Я читал в газете, что в императорском квартале такие недавно поставили. И дышалось здесь легче, что ли, а вид открылся незабываемый. Я увидел необычный спуск: не как у нас, дорожки да настилы, а как будто маленькие уступы из железа, а сбоку ручка, чтобы держаться за неё, пока идёшь.