– Я твой должник! – валлиец сверкнул зубами и снова кинулся в драку. Лошадь убитого рыцаря заржала и поднялась свечкой. Со всех сторон ее окружали острия мечей, не позволяя опуститься. Всадники кружились, сражаясь по двое. И тут из тумана полетели стрелы. Арьергард патруля, не ввязываясь в драку, стал снимать противников с лошадей одного за другим. Обезумевшая лошадь с тремя стрелами в боку наконец-то упала, придавив кого-то из раненых. Звон стали, стоны умирающих и ржание коней сплелись в воздухе над растоптанной в месиво тропой, и оказалось, что защитников у королевы практически не осталось.

Гай сейчас бился с начальником патруля. Ему сильно не хватало умения, но он восполнял это быстротой и живостью движений. Рыцарь вспотел и замучился, но теснил мальчишку все сильнее. Быстрым, неуловимым глазу движением он выбил из рук Гая меч и приставил острие к его груди. В следующий момент он вдруг выронил из рук оружие и упал на спину без единого звука. Из-за спины юноши вынырнул улыбающийся Кэри.

– Я говорил, что я сражаюсь нечестно. Но я вернул тебе долг.

Улыбка застыла на его лице и потеряла теплоту. Гай растерянно смотрел на торчащую из груди друга короткую черноперую стрелу. Валлиец попытался что-то сказать, но повалился набок, прямо в молочную пелену тумана справа от тропы. Гай нырнул за ним, и это спасло его от следующей стрелы, просвистевшей прямо над головой. Потом что-то тяжелое ударило прямо по затылку, и наступила темнота.

Сэр Гай Гизборн взлетел по лестнице и постучал в дверь. Как всегда, не получив ответа, он толкнул ручку и, войдя в комнату, остановился со склоненной головой. Начальство было не в духе, и лучше было его не нервировать. Граф Морли мрачно взглянул на него.

– За что я плачу тебе, Гизборн?

Вопрос не требовал ответа, и Гай промолчал.

– Я ждал целых десять минут.

– Я выполнял ваше поручение, милорд. Испытывал новых охранников.

Морли махнул рукой.

– Это не поможет! Сколько не нанимай – все равно я живу, как под прицелом. Три года я провел в переездах, я устал, мне это надоело, черт побери!

Гай понимающе качнул головой. Еще бы ему не надоело. Три года они колесят по стране, как бродячие артисты, останавливаясь в гостиницах или снимая дома в небольших городах. У графа был свой небольшой манор на юге Англии, но туда они наведались только однажды, в прошлом году – отдохнуть, как выразился Морли. Отдых стоил им жизней трех охранников, убитых ночью при попытке ограбления спальни хозяина. Винить Гая было не за что – он предлагал усилить охрану, но граф снова пожалел денег и нанял обычных деревенских парней. Кожаный кошель, который Морли берег, как зеницу ока, оказался вскрыт и брошен на пороге – пустой. Граф наотрез отказался объяснить своему начальнику охраны, кто и за что пытается лишить его жизни, Гай наорал на него, но должности не лишился. Морли отчаянно нуждался в людях, которым можно доверять, а таковых, кроме Гая, рядом с ним не наблюдалось.

Наверное, граф и сам не мог бы ответить, почему цепляется за Гизборна, прощает ему дерзость и сломанную мебель и терпит приступы мрачности, временами находящие на него. Может быть, он помнил, сколько раз этот юнец спасал ему жизнь. Может быть, видел в нем самого себя – девятнадцатилетнего – гордого и тщеславного мальчишку. А может просто берег, как вещь, к которой привык, как удобную обувь или любимые перчатки. Или как талисман на счастье…

– Вы звали меня, милорд, – напомнил Гай. – По срочному делу.

– Помолчи, – отозвался Морли. – Я думаю.

Гай так привык к перепадам настроения хозяина, что уже не обращал на это внимания. Никто другой на его месте не согласился бы терпеть такое обращение, но у Гая Гизборна была хорошая память. Он помнил, что не только Морли обязан ему жизнью. Напоминанием о первом случае был тонкий шрам на левом боку и нож в пестрых кожаных ножнах, который Гай носил за поясом. О втором напоминал рубец на голове и приступы жестокой мигрени.