– Сознайся, зачем ты пошла на Змеиную поляну, скажи правду, что делала там, признай, что ты ведьма, Гаркана, и избавишь себя от пыток! – слова давались Торвальду Лоренцо с трудом.
– Я не ведьма! – прокричала она громко и отчаянно, шагнула к столу, вцепилась руками в его края, перегнулась вперёд, близко вглядываясь в лицо Инквизитора.
Солдаты рванулись было к ней, хотели оттащить, но он жестом остановил их
– Признать себя ведьмой – значит, избавить себя от пыток, но приговорить к костру? – с горечью спросила Гаркана. – За что ты хочешь терзать меня, Инквизитор? В чём я должна признаться под пыткой? В том, чего не совершала? Что ты хочешь услышать от меня? Я сказала тебе всё! Что пошла на это худое место за травой, потому что она там растёт! А в чём моя вина, в том, что там, на Змеиной поляне растёт перемога? Ты за это меня пытать будешь? Может быть, я виновна и в том, что у тебя голова болит?
– Что ты плетёшь, безумная? – процедил Инквизитор. – Да ты точно ведьма!
– Я не ведьма! – рявкнула Гаркана. – И не пугай меня костром и пытками! Ты сам на костре горишь! Суд вершить с холодной головой положено, а твоя огнём пылает! Простых вещей не ведаешь, что, нанюхавшись багульника, будешь маяться такой головной болью, что топора палача рад просить будешь!
– Что она говорит? – побледнел Юстинус Мор. – Справедливейший, бесы глаголют устами этой рыжей ведьмы!
– Помолчи! – отрезал Торвальд Лоренцо. – Так ты считаешь, всему виной багульник, что пышно цветёт подле тюремных стен?
– Да, Справедливейший, – кивнула Гаркана, – я одну только ночь поспала здесь, и то голове не ладно. А ты здесь живёшь. Ведь зимою тебя боль не терзает, так, Инквизитор?
– Так, – кивнул он.
– Ты не живи здесь, найди другое жилище, – посоветовала лекарка, – и… если позволишь, я заберу сейчас твою боль.
– Что ты хочешь делать? – Инквизитор вдруг почувствовал, что силы его на исходе, самообладание оставляет его, и если Гаркана сейчас не поможет, он просто упадёт на каменный пол и станет кататься по нему, биясь головой и воя, как бешеный пёс.
– Не позволяй ей прикасаться к себе, Справедливейший! – прокричал Юстинус. – Ведьма околдует тебя! Пей полынь, как я тебе велел, и втирай в виски уксус!
– Это тебе полынь пить надо! – усмехнулась Гаркана. – Желчь у тебя разлилась, и печень на полживота выросла! Вон жёлтый весь уже, посмотри на себя! Пей полынь, она тебе кровь очистит, а то задохнёшься скоро от своего яда!
– Да как ты смеешь, ведьма?! – завопил посрамлённый дохтур. – Справедливейший, она…
– Замолчь, Юстинус! – лязгнул металлом голос Инквизитора. – Как ты сможешь мне помочь, Гаркана?
– Дай мне твою руку, – попросила она, – дай, не бойся меня, Инквизитор. Правую свою руку дай мне, – и протянула через стол маленькую ладошку с тонкими пальцами.
Торвальд Лоренцо, дивясь сам своей нерешительности, подал ей руку с большим серебряным кольцом-печатью на указательном пальце.
– Это сними, – велела Гаркана, указав на кольцо, – вон, ему дай, – она кивнула на Юстинуса, – он счастлив будет. Давно на него глаз свой жадный положил. Пусть покуда подержит.
– Я вырву тебе язык раскалёнными клещами, ведьма! – трясясь от бессильной ярости пообещал Юстинус Мор.
– Возьми, – Торвальд Лоренцо снял с пальца кольцо с печатью закона и протянул его своему помощнику.
Всё, что сказала Гаркана о Юстинусе, для него новостью не было. Удивительно, откуда это было известно ей, до сего дня его не знавшей.
– Дай мне руку, Инквизитор, – Гаркана взяла в свои ладони его большую сильную руку и принялась массировать кончиками пальцев, сильно надавливая и резко отпуская, – на наших ладонях написаны наши судьбы, – объяснила она, – и вся жизнь тут, и всё здоровье тут. Есть такие места на руке, они за голову отвечают. Посмотри, Инквизитор, вот здесь, и здесь, и здесь, – показала она, – запомни. И в следующий раз, когда боль придёт, ты возьми одну руку в другую и разминай пальцами, вот так.