– Матушка, у меня беда. Свадьба под угрозой. Неожиданно отец приехал, чувствую, что это не к добру. Я знаю его корыстную натуру. Моя мечта разваливается на глазах. Я понимаю: против своего отца идти нельзя, это грех. Но он оставил меня совсем маленькой. Зачем он ко мне приехал через столько лет? Он один виноват, моей вины нет, я всю жизнь росла без него. Она была сложная, но я выстояла.

Надя вспомнила пятую заповедь, которую дал Господь Моисею на Горе Синайской: Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле 2. Снова обратилась к святой:

– Конечно, родителей надо любить и уважать, какие бы обиды на них ни имелись, они ведь дали мне жизнь. Мать я любила всю жизнь. И сейчас, когда мамы нет рядом, я помню ее и всей душой люблю. А вот отец… Я его совсем не знаю. Он может разрушить свадьбу. Мне очень хочется побороть свою ненависть, забыть прежние обиды. Но нет ни сил, ни желания. Я считаю его предателем, нет у меня любви к нему. Я его ненавижу после всего, что он сделал… Помолись Господу Богу обо мне! Помоги мне, подскажи…

* * *

Мебель в гостиной была сдвинута, в центре находилась импровизированная танцевальная площадка. Надя и Семен репетировали танец, но у них ничего не получалось, потому что девушка всё время сбивалась с такта. Семен терпел, кропотливо показывал дочери необходимые движения, но не выдержал и сделал замечание:

– Надя, ты должна быть в танце, а не витать в облаках.

– Считаешь, что затесался в доверие к Коле и его родителям, и я растаю?

– Они милые люди, мне нравится общаться с ними.

– Хочешь сказать, пудрить им мозги, – тон Надежды становился всё более нервным. – Научишь танцевать – попрощаемся.

– На сердитых воду возят, я тебе еще пригожусь. Помнишь, как в детстве: случись что – так ты сразу к папе и просишь:

«Васебник, помоги».

– Какой «васебник»? – удивленно произнесла Надя.

– Я – волшебник, ты просто забыла об этом, – добродушно ответил Семен.

Надя посмотрела на отца, и тут где-то в уголках ее памяти стали возникать давно забытые воспоминания: они с отцом катаются зимой с высокой снежной горки. Девочка скатывается, падает и ломает лыжу. На глазах появляются слезы, но она сдерживается, боится, что отец ее отругает. Но тот подбегает – и первое, что спрашивает: «Как чувствуешь себя, доченька? Не ушиблась?» Надя улыбнулась, ответила, что всё в порядке, и громко выдохнула: «У меня лучший папа на свете!»

Надя не стала больше репетировать танец, ушла. Чувствовала себя разбитой. Ходила по дому и искала место, где могла бы уединиться. Но везде царил подготовительный переполох, и она в расстроенных чувствах вышла из дома.

Оказавшись во дворе, Надежда увидела флигель, на который раньше не обращала никакого внимания. Ветхое строение одиноко ютилось возле забора, прячась за разросшимися кустами малины. Надя прошлась вдоль темных, изъеденных временем стен, заглянула в пыльные окна. Старые двери встретили ее пронзительным скрипом ржавых петель. Девушка вошла во флигель. В темноте нащупала клавишу выключателя. Одинокая лампочка на потолке с пожелтевшим абажуром озарила стены тусклым светом.

Всё внутреннее пространство флигеля занимала одна большая комната. Она была оклеена черно-белыми истершимися фотографиями старых храмов. Иконы с изображениями святых расположились в одном из бревенчатых углов.

Вдоль почерневшей бревенчатой стены стоял длинный темно-коричневый шкаф, с которого уже давно слезла полировка, но это не убавило его твердой осанки. На полках покоилось множество книг. С одной из полок Надежда взяла книгу «Житие святой праведной Матроны Московской». В глубине комнаты девушка увидела старое кресло на толстых ножках, покрытое темно-синим пледом. Села в него и открыла книгу.