– И не стыдно у здания правосудия?

– Какое правосудие? Где оно? Кто, где и когда по правде судил? Ты сам видел, что менты творят, а сунься с жалобой – срок отхватишь. Может, и была правда, но не в наше время и не в нашей стране. Бывай.

Виктор Георгиевич ушёл, а Суданский долго стоял недвижимым, переваривая последнюю новость, с невесть откуда взявшейся сердечной болью. Наконец, решившись, одолел невысокую оградку палисадника и долго остервенело крушил стёкла зарешёченных окон милицейской дубинкой.

…. – Спят сукины дети – сторожа, – сказала Лидия Петровна.

– Где спят? – не понял Стародубцев.

– На диване в учительской.

Они остановились на дороге, по обеим сторонам которой чернели окна школ – начальной и средней.

– Сейчас с великим удовольствием растянулся бы на диване, – сказал Стародубцев. – Дома всегда спал на диване. Хорошо! Куда вы, Лидия Петровна?

– Я им посплю! Я им подрыхну! – сердито откликнулась из школьного двора бывший заврайоно.

– Что за женщина! – толи восхищённо, толи возмущённо вздёрнул плечами Стародубцев.

Владимир Иванович Ручнёв сумрачно молчал. Путь от кладбища дался ему нелегко. Дорогой один глаз вытек, другой, остекленевший, безразлично уставился на начальника милиции.

Бывший полковник тяжело вздохнул, скрипнул зубами:

– Ну, её! Пойдёмте, Владимир Иванович.

Мы с Серёгой действительно в ту минуту спали на боевых постах. Услышав громкий стук в дверь, я очумело выскочил в коридор, дёрнул шпингалет и отступил вглубь коридора, запоздало опасаясь чего-то.

– Не спишь? – раздался зловещий голос из темноты.

– Нет, – ответил машинально.

– Не пьян?

– С чего бы?

– То-то. На диване один или с девочкой?

– Да будет вам.

– Ладно, посмотрим, что там.

Послышались удаляющиеся шаги. Я выглянул за дверь. В тёмной фигуре и походке признал женщину. Глоток холодной воды вернул самообладание. Дозвонился не сразу.

– Серёга, спишь, козёл? Тут у меня баба с проверкой была.

– Какая баба? – раздался в трубке хриплый со сна голос коллеги за дорогой.

– Из тех, что юбки носят – молодая, красивая, с такой вот грудью, что тебе нравятся, а попец – закачаешься.

– Ну и что?

– Как что, мы объект проверили – само собой на диване, мне хорошо было, а ей мало – к тебе пошла, так что не теряйся и разминай члены.

– Больно надо.

– Дурак.

– Сам ты это слово.

Раздались короткие гудки. Успокоенный я лёг и скоро уснул, не ведая, какая за дорогой разыгралась драма.

Положив трубку телефона, Серёга действительно увидел за окном идущую к парадному крыльцу женщину. Не включая света, повернул ключ в дверях, а сам затаился.

Стук каблуков громом ворвался под свод пустующей школы. Незнакомка прошла совсем рядом, но тяжёлый, обволакивающей дух её удержал Серёгу от задуманных действий. Более того, он вдруг ощутил прилив гнетущего страха и инстинктивно попятился вглубь коридора.

Будто со стороны услышал свой шелестящий шёпот:

– Не хрена себе!

Услышала его и вошедшая женщина. Она не видела Серёгу, но, видимо, ощущала или подозревала близкое присутствие.

Крикнула пронзительным голосом:

– Стоять на месте, сучья морда!

Тут сторожа начальной школы обуял такой страх, что он рванул в ближайший кабинет – слава Богу, оказался открытым – захлопнул дверь и заложил ручку ножкой стула.

Снаружи забарабанили ногами, рвали дверь со злобой и при этом мерзко ругались.

Сердце в груди Серёги колотилось бешено, ослабли ноги, тело покрылось холодным потом.

– Чертовщина какая-то, – вслух сказал несчастный сторож, чтобы успокоить себя, а глаза и мысли искали пути отступления.

Роковым для Серёги оказался его случайный взгляд на зеркало, что висело в углу кабинета над раковиной. Не признав себя в отражении – взъерошенного, с безумными глазами – он, опрокидывая столы и стулья, рванулся к окну и рыбкой нырнул сквозь стекло в чёрную бездну.