– Это почему? – весело удивляюсь.

– А там нет многого из вашей взрослой жизни.

– Чего, например?

– Ну, там, квартплаты, счетов, кредитов. Вы, взрослые, еще любите выпить, «гулять налево», «уклоняться вправо», разводиться…

– А ты думаешь, нам это нравится?

– Это взрослым может нравиться или не нравиться, и они будут делать, как им вздумается. А в детстве живешь, как скажут старшие.

– Ну ладно, а что еще у тебя есть такого, что взрослым недоступно?

– Мне кажется, всюду живет тайна. А мама меня не понимает. Как можно жить без тайны? – он вскидывает на меня прозрачные пытливые глаза.

– Мы ее разгадываем, и она перестает быть тайной, – мне приходится оправдываться за всех взрослых. Мальчик это понимает, но ему требуется защитить богатство своего мира от нашего вероломного вторжения.

– Зачем? – протягивает он, пожав плечом. – Пусть она будет.

– Еще несколько дней назад я бы с тобой поспорил, а теперь согласен. А что еще у тебя интересного?

– Чудо, – произносит он, словно ожидая вопроса. – Я каждый день ожидаю чуда.

– И оно происходит?

– А как же? Вот, например, вчера я ждал чуда, и оно случилось. Это была радуга. Еще я видел, как звезда падает. Еще видел закат солнца – он был большим и красным, в пол неба.

– Здорово. А еще, еще что?

– Надежда, – мальчик задумчиво глядит в небо. – Если у меня сейчас отнять надежду, то станет плохо. Мне еще долго жить, поэтому без надежды нельзя.

– Мне тоже нужно пожить, – сообщаю новость. – Вот ты из своего недостижимого детства посоветуй, куда мне идти: домой к отцу или погулять еще?

Мальчик внимательно смотрит на меня, качает головой и уверенно говорит:

– Вам лучше домой к отцу.

– А если он не примет обратно?

– Если любит, то примет.

– Любит, это я знаю точно.

Разговор с мальчиком удивительно успокоил меня. Внутри своего душевного разлада начинаю ощущать какую-то устойчивую опору, на которую одно за другим громоздятся соображения о ближайших моих перспективах.

Кто я сейчас? Надо посмотреть правде в глаза и честно признаться: никто. Без денег, без документов, без жилья – бродяга, объект насмешек и позора. Кому я такой нужен? Абсолютно никому. Разве только очередным бандитам для рабства. Можно, конечно, и так, но не лучше ли вернуться к отцу, как советует чистая детская душа, и уж там, в родных пенатах, быть рабом. Могу ли я надеяться получить у отца что-то больше, чем быть его наемным работником? Ведь свое наследство я уже получил и самым позорным образом промотал…

Как бы поступил я на месте отца? Жестоко, но справедливо, как учит жизнь, как требуют правила предпринимательства: вон отсюда, негодник, ибо предавший раз предаст и еще не раз. Отделился – вот и живи своим умом. Теперь у тебя своя жизнь, в мою не лезь, не мешай. Здесь подают на паперти строго по воскресеньям и не больше монетки, так, чтобы на хлеб. Это я так сказал бы…

Только отец мой – это не я. Он человек особенный, а поэтому никогда мне не понять его логики, не познать своим рациональным умом его детской мудрости. Никогда не угадать, что он скажет, как поступит в следующий момент. Тайна сия для меня – за семью печатями. Одно знаю точно: отец всегда сделает так, как никто лучше. Надо признать, как бы это ни было стыдно, – отец всегда и во всем прав.

А потому пойду и поклонюсь ему в ноги. И если решит он меня наказать – пусть. Как никто заслужил я своей непутевой жизнью кары. Зато уж и суд его будет справедливым. А там, глядишь, может, и простит меня, непутевого.

Отбросив сомнения, поднимаюсь, одеваюсь и иду. С каждым шагом в душе растет уверенность: сейчас я поступаю правильно. Удивительно радостное чувство – поступать в согласии со своей совестью. Быть правым. Кажется, даже окружающая природа радуется моему настроению: с неба широко изливается на поля и леса солнечный свет и затапливает все и вся мягким веселым сиянием. Даже угрюмый шофер, который поначалу молча везет меня по трассе на раздолбленном грузовичке, разделяет мою радость, и на его обветренном лице вспыхивают блики улыбки.