И эта ухмылка, в которой переплелись весёлое безумие и что-то тревожное.

– Ты ко мне? – спросил я, замедляя шаг.

Бродяга покачал головой, и его улыбка стала ещё шире.

– Не совсем. Нет. К тому, кем ты станешь.

Я почувствовал, как внутри что-то неприятно сжалось.

– Говори понятнее, – нахмурился я. – У меня нет времени на загадки.

– Понятнее? – он внезапно захохотал, его плечи затряслись в судорожном смехе, но смех резко оборвался. – Ты ищешь ясность не там. Не среди этих… – он махнул рукой в сторону мастерских, и в его голосе прозвучало презрение, – ламп и шестерёнок.

По спине пробежали мурашки.

– Что тебе нужно? – спросил я, стараясь скрыть своё беспокойство.

– Мне? Ничего, – бродяга наклонился вперёд, его глаза сверкнули в тени капюшона. – А вот тебе… тебе нужно на север. В Стальной дом.

– Стальной дом? – непроизвольно вырвалось у меня, и в голове тут же всплыл образ Глена. – Ты знаешь, что там происходит?

Бродяга захихикал, его грязные пальцы нервно теребили край плаща. Он встал и схватил меня за руку.

– Война. Смерть. Истина. Твой друг уже там, да? – его лицо вдруг стало серьёзным. – Он мёртв. Или скоро будет. Они там долго не задерживаются.

Я сжал кулаки, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

– Ты лжёшь. Глен – опытный боец.

– Против Осквернённых? – голос бродяги внезапно стал хриплым и пронзительным. – Опыт? Ха! Никто не бывает готов! И помни – не только Осквернённые несут угрозу.

Я отшатнулся. Он словно на мгновение утратил рассудок.

Но уже через секунду сник, тяжело выдохнул и снова осел на землю, будто всё это было лишь всплеском безумия.

– Но ты… – его голос стал тише, почти шёпотом. – Ты можешь выжить. Точнее… ты должен выжить.

Его взгляд внезапно стал осмысленным, почти человечным.

– У тебя много дел. Очень много.

Бродяга больше ничего не сказал, только вновь хихикнул, словно его забавляло то, чего я ещё не понимал.

Я не стал спрашивать дальше. В его словах было что-то странное, но в них не было угрозы – лишь намёк, предостережение… или приглашение?

Я шагнул назад, оставляя его сидеть в тени переулка, и направился к рынку.

Улицы Люминатона всё ещё гудели голосами торговцев. Я пробирался сквозь толпу, механически выполняя просьбу матери: хлеб, мясо, несколько приправ. Обычные вещи, но теперь, после разговора с бродягой, они казались чем-то чуждым.

Всё ли это ещё имело смысл?

С покупками я вернулся домой, где меня никто не встретил.

Я оставил продукты на кухне.

Каждый день был похож на предыдущий.

Но сегодня что-то изменилось.

Слова бродяги не давали мне покоя. Есть ли у меня другой путь? Могу ли я выбрать иначе? И не слишком ли поздно?

Глен уже должен был отправиться на территорию Стального дома. Без наших регулярных тренировок мой привычный ритм жизни нарушился, а с каждым днём непринятие реальности становилось всё сильнее.

Я по-прежнему посещал мастерскую, выполнял работу, разговаривал с родными, проводил время с Мирандой. Всё шло как обычно. Как должно было идти.

Но внутри росло напряжение.

А что, если бродяга был прав?

Каждый разговор с матерью, каждое равнодушное молчание Элиона, каждое бесконечное повторение дня заставляло меня всё больше ощущать, что я застрял в этом мире, которому больше не принадлежу.

И в очередной день, за обычным ужином, я не выдержал.

Я отложил приборы и взглянул на сидящих за столом родственников.

– Я хочу сделать объявление.

Мать подняла голову, Элион едва заметно нахмурился, а отец спокойно отложил нож.

– Я принял решение направиться на территорию Стального дома.

Тишина.

Мир замер в несколько напряжённых секунд, пока каждый обдумывал мои слова.