– Посмотри, что это?

Эливен стоял на коленях и смотрел в пол. Он всё также состоял из гладких плит, но теперь они стали совершенно прозрачными, как будто из стекла. Но даже не это приковало его внимание, а то, что он увидел под этим толстым стеклом. Это был ироний, блестящие шарики заполняли всё пространство под полом, от одной стены до другой. Эливен поднял лампу чуть выше. Дорога из ирония, бесчисленное количество шариков покоились под прозрачным полом.

– Это то, что мы искали, Маттис? Это невозможно, как это всё тут оказалось?

Фитиль потух, свет исчез навсегда, оставив от увиденного неизгладимое впечатление. Сладкий привкус во рту сводил скулы, не давая повода лишний раз открывать рот. Никто не знал, как объяснить увиденное. Вот и он, ироний, бесценные шарики, за которые можно купить еду, свободу, даже саму жизнь. Они рядом, под ногами, их можно увидеть, ими можно восхищаться, даже испытать дрожь во всём теле или привкус во рту, но взять их нет возможности.

– Знаешь, Эливен, что мне пришло в голову? Мне кажется, что все мы сильно ошибались, приняв всё это за богатство, за средство уплаты, показатель состояния и положения среди себе подобных. У ирония совсем другое назначение, и оно намного важнее, чем средство уплаты за проживание в убежище. Если это место когда-нибудь обнаружат, то целые горы ирония попадут в руки людям. Наступит хаос, который несомненно приведёт к катастрофе. Имея полные мешки ирония, никто не сможет расплатиться даже за каплю воды.

– Но как же нам быть, Маттис? Нам придётся возвращаться к остальным, нас могут не пустить в убежище без оплаты.

– Кто сказал, что оплаты не будет? Мы постараемся найти хотя бы горсть ирония, ведь он попадается в древних городах, его находят среди руин, в песке. Неужели в этом месте, где его целые реки, не завалялось каких-то несколько шариков? Осталось совсем немного пройти до конца, мы сделаем это даже в темноте, а там посмотрим, что делать дальше. Может быть, нам уже никогда отсюда не выбраться.

Повороты встречались всё чаще. Маттис боялся, что очередной тоннель пройдёт через середину этого лабиринта, и они войдут в противоположный тоннель. Тогда всё будет кончено, им никогда уже не уйти отсюда. Последний раз, когда им посчастливилось пить воду, пусть даже дурно пахнущую – это в первом гроте. Пустая кожаная канистра осталась у Горхэма снаружи, поэтому у путников не было возможности сделать даже малейшие запасы. Ужасный привкус во рту никуда не исчезал, а становился ещё сильнее. В виски давило, сотни молоточков били по голове. Маттис торопился изо всех сил, подтягивая за собой Эливена за верёвку. Ещё один поворот, и в дальнем конце тоннеля показался тусклый свет, еле заметный в кромешной тьме. Путь лежал именно в том направлении.

– Эливен, подними голову! Видишь, там, вдалеке? Это какой-то свет.

– Может быть, это выход? Мы спасены?

Маттис не знал ответа. Даже если в самом центре лабиринта находится выход, то это бессмысленно и странно. Если там лестница наверх, то они выйдут не иначе, как в пустыне, где их ждёт неминуемая гибель. Но и здесь, в темном лабиринте им больше делать нечего. Печаль легла непроницаемой маской на лицо Маттиса, она была невидима, только отблеск еле уловимого света чуть ярче блеснул в его глазах. Он думал о матери, что её ждёт, смерть или спасение? Если он не позаботится о ней, то вряд ли кто-то отдаст ей свой кусок мяса и пригоршню воды. Её выкинут на поверхность, и всё будет кончено.

Он вдруг вздрогнул, как будто вспомнил о чём-то, схватил рукой рубаху на груди и смял её, что есть силы.