Чтобы придать мыслям подобие стройности, Верон принялся размышлять, как бумеранг мог попасть в багажник. Связь с Недианой выглядела очевидной, но дальше опять начиналось броуновское движение.

Кузнец наконец созрел для слов и сказал:

– Сказать нечего.

Верон отозвался коротко:

– Да.

– Осталось ехать.

– Едем.

– Как всегда.

– А как всегда?

– Так же, только с иллюзией множества направлений.

– А сейчас?

– С иллюзией одного.

Кузнеца действительно неплохо вставило. Верон спросил:

– И куда нас ведёт эта иллюзия?

– Не знаю.

– Ты же смотрел карту.

– По карте – к замку, но карта – не территория, тем более эта.

– А по бумерангу?

– По бумерангу обычно назад.

Не успел он произнести эти слова, как навстречу, из-за поворота, выехала повозка. Знакомая кляча бодро протрусила мимо, и из повозки улыбались старик со старухой. Это было уже слишком даже для Трансильвании.

Верон резко затормозил. Пока он разворачивал «мерс» на узкой дороге, повозка скрылась из поля зрения. Догнать её было делом нескольких секунд, и Верон нажал на педаль газа. «Мерседес» на скорости промчался один поворот, с трудом вписался в следующий, но повозка исчезла, хотя съехать с дороги незамеченной она не могла. Кузнец, бесстрастно наблюдая за происходящим, проронил:

– Направление не перепутай.

Проехав ещё один поворот, Верон остановился. Подумав, он нашёл нелишним снова развернуться и во время разворота вдруг осознал бессмысленность своих действий. Срезать путь старики не могли, и повозка, дважды проехавшая навстречу, а затем ускользнувшая в какую-то прореху лесных декораций, нарушала более фундаментальные законы, чем правила одностороннего движения на румынских дорогах.

Звёзды над балконом освещали покой ночного мира. Сознание Верона, сбросив оковы будней, обрело удивительную пластичность. Трансильванское путешествие проживалось так, будто он снова находился в компании Кузнеца, а не со своим попутчиком в гостинице.

Куда он ехал тогда? Куда едет сейчас? Эти вопросы возникли в его голове при подходе к ключевой точке воспоминаний, за которой события утратили последовательность, с их обычным перетеканием из будущего в прошлое. Точке, за которой остался набор образов, звуков и ощущений, больше подходящих для описания галлюциногенного трипа или сна.

Позже Верон пытался найти объяснения и допускал, что трансильванская местность очень способствовала искажениям сознания. Был также вариант, что старики-румыны навели транс, устроив затем просмотр «Пикчерз», но он не увидел в этом просмотре ни малейшего отличия от беспрерывного транса, наведённого на него с рождения.

Так и остался в памяти набор картинок…

Верон вспомнил задумчивого Кузнеца, протянувшего ему бумеранг и указывающего на какую-то часть рисунка, где, приглядевшись, рядом с наковальней и молотом можно было увидеть отчётливую фигуру, держащую в руках свою голову.

Путь в тоннеле из сплетённых крон деревьев всё больше отрывал от внешнего мира, автомобиль теснили тревожные сумерки, а они всё ехали, хотя давно должны были хоть куда-нибудь приехать. Наконец «мерседес» остановился, и остановка его была вынужденной – в свете фар зияла пропасть, делившая Трансильванию подобно надломленному пирогу. Лес и дорога продолжались на другом куске пирога, но взять это препятствие железный конь не мог. Пропасть расходилась в стороны, и сквозь разорванный потолок ветвистого тоннеля луна заливала её призрачным светом. Верон совершенно не заметил, как они въехали в такую глубокую ночь.

Он развернул машину, чтобы не иметь за спиной зловещего сумрака. Дорога на этом участке не имела поворотов, и дальний свет фар далеко отодвинул тьму. Кузнец молча нагнулся, опустив ладони под бардачок. Слышался звук отодвигаемой обшивки, и наконец он выпрямился, держа в руке револьвер. Верон посмотрел на него с уважением.