– Он не говорил вам об этом? – скорее утвердил, нежели спросил Лафрант.

Угрюмая мина на лице волшебника была исчерпывающим ответом.

– Должно быть, было тяжело наладить с ним контакт, – промолвил Ирон, очевидно уводя разговор в сторону.

Лафрант нахмурился и, отхлебнув из кружки, ответил:

– Да, нелегко. Дело не только в памяти. Вэлиант позабыл смысл вещей. Он не понимал горя и радости, справедливость и мщение были для него одним и тем же. Я объяснял ему, как мог, но твой отец всегда находил такие сложные вопросы.

– Например?

– Однажды, речь зашла о счастье. Сейчас точно не скажу, но помню, что я оговорился о том, что один из моих подчиненных счастливчик. Он в тот день женился. Представить только, юная дева пообещала свое сердце воину накануне войны. И твой отец спросил меня: что такое быть счастливым?

Лафрант мрачно улыбнулся, смотря волшебнику прямо в глаза. Ирон покачал головой.

– Определенно, на такой вопрос нельзя ответить однозначно.

– Я бы даже сказал жестоко, – добавил Лафрант – объяснять смысл счастья ребенку, потерявшему все.

Оба посетителя паба замолкли. Веселье вокруг них ни на мгновение не прекращалось. За дальними столами начались застольные игры, обычно приводящие к непредвиденным травмам.

– Глаза, – будто очнулся от сна волшебник.

Командир стражи встрепенулся.

– Что с ними?

– Мне всегда казалось, что у отца они синие.

Лафрант хмыкнул.

– О, не думаю, что стоит забивать себе этим голову. Вы, маги, народ причудливый, можете менять свой облик как вам заблагорассудится. Знавал я одного… сделал себе четыре руки.

– Верно, – согласился Ирон.

– Что же было дальше… ну, продолжим?

***

Дело шло на поправку. Через пару дней у мальчишки появился аппетит, он стал жизнерадостней и с нетерпением ожидал встреч с Лафрантом. Тот поведал ему все, что знал сам о Бирлоне и о Элиноре, о себе и о своих приключениях. Частенько Вэлиант спрашивал о своём прошлом, и Лафрант либо уводил разговор в другую сторону, либо говорил о чем-нибудь, не особо важном. Например, как называется речка, текущая вдоль той деревни, как выглядит лес, или же кого командир знал из тамошних жителей. Но про тот день он никогда не говорил, и Вэлиант вскоре перестал спрашивать. Зато других вопросов было хоть отбавляй.

– Почему люди не летают? – спросил он однажды, глядя в окно.

Лафрант проследил за его взглядом. Глаза мальчика были прикованы к бирлонским башням.

– Там, наверно, так высоко. Было бы проще взлететь, чем идти по ступенькам, – пояснил Вэлиант.

Командир стражи выглядел растерянным.

– Ну, некоторые все же летают, в дальних странах, – неуверенно ответил он.

Вэлиант обернулся к нему с воодушевленной улыбкой.

– Правда? А здесь?

– Насколько я знаю, в Бирлоне никто не летает.

Лицо мальчика на мгновение стало печальным, а потом сразу же – задумчивым.

– Но это ведь не так сложно, – сказал он и расставил руки в стороны.

Воздух зарябил вокруг него и поднял легкую фигурку под потолок. Лафрант вскочил на ноги и тревожно воскликнул:

– Вэлиант!

Мальчик ничего ему не ответил. На его лице застыла улыбка.

– Вэлиант, хорошо, я понял, спускайся, – позвал командир.

Вэлиант отрицательно покачал головой.

– Я не могу.

Лафрант тут же понял, что к чему и подскочил к нему, протянув руки вверх.

– Отпускайся, я держу тебя!

Вэлиант зажмурился и отпустил руки. Чары прекратили действовать, и мальчик упал в руки Лафранта.

– Все хорошо, я поймал тебя.

Вэлиант кивнул и открыл глаза.

– Когда так высоко… это чувство… я думаю, я и раньше это ощущал, – почти шепотом сказал он.

Лафрант рассмеялся и усадил мальчишку на кровать.

– Вот поэтому не все и любят летать! Это называется страх.