Плантатор потянулся к козлам и запустил руку под хлопковое покрывало, что лежало там. Копьё он взять не мог – любое подобие оружия привлекло бы законников, особенно, в такой день, когда город взволновался из-за Великого Змея. Но оставаться без защиты было глупо, и Эши всё равно хранил под складками серого хлопка старый охотничий нож.

Гнутое, похоже на крюк, лезвие стремительно ржавело. Скорее всего, и тупилось со страшной скоростью, но так Эши было спокойнее. Если ножа не хватит, он всегда успеет перейти на кулаки.

Плантатор присел, согнув колени, и медленно продвигался вдоль верблюжьих копыт, надеясь лишь, что усталое животное не решится обрушить одно из них ему на голову ради шутки или мести за утомительный день. Он заглянул под телегу сквозь прогалы между спицами и увидел две ноги в сношенных сандалиях. Словно учуяв его взгляд, ступни взмыли в воздух и пропали. Телега закачалась под весом преследователя.

– Выходи, – потребовал Эши, выпрямляясь.

Он поднёс нож к лицу, но всё равно не успел среагировать. Чья-то тень выросла среди папируса на телеге, закрыла на мгновение солнце и грузно приземлилась за спиной. Эши провернулся на подошвах, и тут же ударился о борт повозки. Тень сжала его запястья, прибила руки к хлипким деревяшкам.

Теперь Эши смог разглядеть своего преследователя. Те же слипшиеся от грязи волосы, та же клочковатая борода и ухмылка на вытянутом лице. Но волновали его только глаза: широкие, со светло-коричневым разливом вокруг зияющих зрачков. Глаза, что улыбались так же, как четыре года назад.

– Руй? – сдавленно проговорил Эши.

Преследователь отпустил его руки, отошёл на несколько шагов и загоготал. Лицо, фигура, даже взгляд – всё это могло поменяться с годами, но смех… Смех старшего брата звучал всегда одинаково.

– И чего ты гоняешь туда-сюда свой папирус? – с издёвкой спросил Руй. – Эй-эй!

Брат попятился, когда Эши вскинул крючковатый нож. Ржавое лезвие, напоминавшее коготь стервятника, зависло перед его лицом, заставляя шагать всё дальше назад.

– Что ты сделаешь? – сквозь зубы спросил Эши.

– Слушай, давно мы не виделись, понимаю, – медленно говорил Руй, не сводя глаз с ножа.

– И не должны видеться, – кивнул плантатор. – Ты изгнан.

Законы Ашмазиры всегда были однозначны для тех, кто признавался негодным для жизни у вод священного озера: ступить на земли царства они могли лишь после смерти, чтобы дух их упал в пасть Шепзириара. В случае Руя, приговор вынесли не власти, а его собственные родители. Страшнее только вердикт Великого Змея.

– Так ты не ори, и никто не узнает, – попросил Руй, пригнувшись и понизив голос.

– Объясняй, что ты тут делаешь, – требовал Эши. Кончик ножа следовал за братом, как бы тот ни старался уйти в сторону.

– Мы можем поговорить у тебя, под крышей? Жарко же!

– Нет.

Эши помнил брата улыбчивым: настолько, что уже к двадцати пяти по его лицу поползли неизгладимые морщины. Теперь знакомые щёки и скулы спрятались за спутанными зарослями бороды. Руй напоминал тех бедняков, что сидели под расписными стенами храма, протянув изъеденные язвами ладони.

– Братишка, – он тяжело вздохнул. – Я знаю этот твой взгляд. У отца был такой же, когда на рынке что-то не удавалось.

– Нихера ты не знаешь, – Эши ругнулся, опустил нож и потянулся к поводьям.

Он надеялся, что верблюд достаточно отдохнул.

– Знаю-знаю, – не отставал Руй. – Это взгляд называется «моим детям нечего жрать, сволочи вы все».

– Повторяю, – Эши уже подумывал о том, чтобы залезть на козлы, но тогда животное свалится быстрее, чем пройдёт полпути до дома. – Ты не знаешь ничего. Не имеешь права знать, потому что тебя изгнали.