Антон сказал, что да, он готов подтвердить некоторое родство японской поэзии и постов в социальных сетях. Какие-то аналогии провести было можно. Только на кой черт Ваге он, Антон Македонов? Все эти тексты давно переведены, бери да печатай.

«Тут вот какая интересная история», – послышалось в трубке.

Через несколько минут Антон уразумел, что Вага недавно летел откуда-то в Москву, из какой-то европейской, скорее всего, страны, название которой он на всякий случай ни разу не назвал, по всей видимости, чтобы Македонов не смог сопоставить географические детали с каким-нибудь постом в том же фейсбуке и понять, с кем и зачем Вага туда ездил, и обратил внимание, что среди бестселлеров в книжном магазинчике аэропорта была книга духовных текстов, то что называется на каждый день. «Чтобы человек, так сказать, развивался, учился сохранять внутреннюю гармонию и прочая лабуда», – добавил Вага, дабы Антон не решил, что он сошел с ума. И это, со слов Ваги, была офигенно хорошая тема. То есть люди были готовы платить за это деньги. И Вага решил эту «историю» реализовать на нашем рынке, только не с духовными текстами, «тут, знаешь, зыбкая почва», а с хокку. «Пусть будет такая немного пелевинская история, – добавил он. – Пелевин вон уже лет тридцать хорошо идет благодаря этим своим восточным темам». Только стихи народ у нас не читает, проблема, как понял Антон, сводилась к этому, поэтому надо было их переделать в коротенькие рассказики. В прозе. Такие… инстаграмного формата. Можно будет даже сделать версию для инстаграма, хорошая будет история, сказал Вага. Три с половиной сотни – это, конечно, перебор, а вот по количеству недель, «Сколько у нас там недель в году-то?» – спросил Вага и обрадовался, узнав, что пятьдесят две и еще сто сорок две тысячных.

«Отличная история получится», – довольным тоном сказал он.

– Ты что сейчас делаешь? – спросил Вага.

У него было правило, которому он никогда не изменял. С авторами, которых он издавал или держал в уме в смысле публикации, он неизменно был на «вы». Македонов к ним не относился. Он был переводчик, а текстам, которые он писал сам, по мнению Ваги, категорически не хватало хайпа. «Напиши что-нибудь про наркотики, а еще лучше – про религию и наркотики, мы тебя напечатаем, – дружески сказал как-то Вага в ответ на присланные Македоновым рассказы. – Или хотя бы залезь на Александрийскую колонну, и пусть тебя оттуда снимают пожарные. Вот это будет хорошая история».

– Сижу под деревом. Тут гроза.

– Да, лупит ливень… Ну и хорошо, не люблю жару. Особенно в Питере. Спрятаться негде. Вот в Париже – нырнул в фонтан или устроился в тенечке в Люксембургском саду, – хохотнул Вага. – Никакое пекло тебе не страшно. Я имею в виду не прямо сейчас. Вообще. Над чем работаешь? Может, возьмешься за самураев?

И Македонов согласился. Потому что ему нужны были деньги. Хотя бы какие-то деньги, чтобы положить их в кошелек и носить там, и иногда доставать, расплачиваясь в магазинах, а не брать из холодильника купленные Варей продукты, делая вид, что это современный вариант скатерти-самобранки.

– Красиво, – сказала Варя.

– Только это не хокку.

– Какая разница.

– Разница в количестве строчек и слогов. Форма другая, вот какая разница.

– Тебе что заказали сделать? – спросила Варя, глядя на него как на маленького несмышленого ребенка. – Написать короткие текстики в прозе. В прозе, понимаешь? Там нет никаких слогов и строчек. То есть, конечно, есть, – сбилась она, – но уже в другом смысле.