В комнате он ждал меня. Старый знакомый.
– Здравствуй.
– Здравствуй.
– Ты быстро добрался.
– Ты же позвал. Рад, что тебя не сожрали.
– Снова намёки? Садись.
– Я никогда не скрывал, что хочу видеть тебя среди наших. Слушай, а ты кресло своё можешь трансформировать в другое кресло или вообще не кресло? Или тут всё жёстко неизменно?
– Я как всегда отвечу, что это слишком опасно. Они не отпустят. Тебе не нравится моё кресло?
– Наоборот, удобное. Я постарался бы увести и спрятать тебя.
– Не сомневаюсь. Но и ты не обладаешь всемогуществом. И ты прекрасно знаешь: каждый чует своих. А у некоторых нюх такой, что мне придётся бегать даже в мыслях.
– Ты уникум. Но… Как тебе удаётся? Сделал выбор в их пользу, но помогаешь нам… Для меня это загадка…
– Ты знаешь: я не могу обсуждать такие вещи. Да и думать тоже не стоит.
– Но если бы мы знали, то смогли бы…
– Переводить на свою сторону? И это достаточно быстро стало бы общеизвестным фактом, из-за чего пришлось бы переписывать правила. Стало бы кому-то лучше? Хотя мечты у тебя красивые.
– Это возможно. Я уверен.
– Даже если и так. Разве я перешёл? Не забыл ли ты поинтересоваться моими желаниями?
Он останавливается, как будто подавляя лёгкое раздражение. Этот человек никогда не любил проявлять эмоции, а тема явно непростая для него. Но мне до сих пор не удалось разгадать его тайны. Любит говорить, но не о себе. После паузы следует продолжение беседы, так же спокойно, как в начале:
– Тут ничего не меняется. Сколько я себя помню. Это моя клетка и моё проклятие. Тема закрыта.
– Хорошо. Рассказывай.
– Рассказывать?
– Или ты звал меня для чаепития? Слушай, а может, ты просто любишь раскрывать секреты?
– И именно тебе. Точно. Да, мне есть что рассказать. Пошуми тут. Дополнительная безопасность не помешает.
– Сейчас…
Создаю зашумление вокруг нас. Громкий густой хаос… Немного бредовых мыслей бонусом, немного сумасшествия, немного легенд и сказок… Комната готова. Даже красиво получилось.
– Готово!
– Завязывай с перфекционизмом. Мне ещё потом подчищать за тобой. Любите вы красоту.
– Как есть.
– Ладно… – он задумывается, глядя в окно, почти не пропускающее свет из-за толстого слоя пыли на нем. – Артефакт… Они называют его шкатулкой. У каждой стороны есть одна из двух частей. Они старательно прячут свою половину и очень хотят найти вторую, а потом забрать себе. Хотя, насколько я понимаю, это незаконно.
– Законы обходить они умеют. Что это вообще такое?
– Начало всего, – выпрямляется, складывает руки за голову и откидывается назад, на спинку дивана.
– Сундук сказок что ли?
– Да. Тех сказок, в которых мы живём. Видимо, когда образовался наш мир… Точнее, вся эта система миров… Когда всё образовалось, оно сразу разделилось на две стороны. Возможно, без этого ничего не произошло бы.
– И каждой стороне досталось по половине…
– Очень может быть.
– А если они соединятся?
– Думаю, даже они не знают ответа. Конец? Пересборка? Новое начало? Окрашивание в один цвет? Абсолютная власть одной из сторон?
– Последнее – слишком просто.
– Пожалуй. Но вдруг возможны варианты? Допустим, абсолютное господство таки случится, и одна сторона получит всё…
– Тогда, если двойственность является необходимым условием существования всего, то… Возникнет второй мир, в котором вся власть будет у вторых.
***
Меня разрывает на части. На куски, которые просто невозможно соединить. Одна часть любит через всю жизнь, без привязки ко времени, событиям, решениям. Воспоминания порождают слёзы и ощущение в груди, похожее на чистое счастье, сильное до оцепенения и глубокое до боли. И тут всё распадается на созерцание и желание, уважение и привязанность, благодарность и вину. И где-то здесь же сидит звериная тоска по человеку. Зверь воет, раздирая глотку, расцарапывает себя в кровь, пытаясь вырвать, выскрести то, что заставляет чувствовать, не даёт успокоиться. Этот дар, этот яд, наркотик, иллюзию… А кто-то рядом спокойно отпускает, гладит зверя по голове и готов двигаться дальше.