Я решил пока оставить заколку у себя, а потом через кого-нибудь передать её Алине. Много моих одногруппниц знало её лично, так что проблем с этим возникнуть не должно было.

Затем я помыл руки и вышел из туалета. Артур Клык, надрываясь, читал стихи Сергея Есенина. Юноша был красным, как клубничное варенье (и таким же сладким), кричал на весь зал строчки мейнстримной и заетой до дыр поэмы «Письмо к женщине», которую наизусть знала каждая сидящая в зале девочка из-за «фееричного прочтения» актёра Сергея Безрукова.

Девочки плакали, представляли себя этой самой женщиной из поэмы… Любая из их в этот миг думала, что каждое слово, произнесённое со сцены «новым Есениным», то есть гениальным и харизматичным Артуром Клыком, обращено именно к ней, и ни к кому больше.

Алиса тоже слушала Клыка, не спуская улыбки с красивого, довольного лица.

Я вернулся и присел за столик, но она даже не обратила на меня внимания и продолжила восхищённо смотреть на сцену. Когда Клык закончил свою наигранную истерику, перевозбуждённые, истекающие слезами (и не только) девчонки вскочили со своих мест и принялись хлопать что есть сил.

– Артур! Артур! Артур! Артур! – закричали они хором.

Некоторые визжали и даже свистели.

Клыку, словно народному артисту России, полетели на сцену цветы, он поклонился несколько раз, поцеловал в щёчку какую-то поклонницу, поднёсшую ему букет, и, переждав овации и поиграв на публику, продолжил своё выступление. Как только все уселись и действие немного успокоилась, Алиса заметила, что я вернулся и сижу вместе с ней за столом.

– Блин, надо было сейчас ему портрет подарить, – разочарованно сказала она. – После концерта может не быть шанса… Блин… Хотя после, может, я смогу ему несколько слов сказать. Но даже если не смогу, ты меня с ним познакомишь, вы же друзья?

– Мы не друзья, – ответил я с ощущением, что я говорил это уже раз сто. – Я ним даже ни разу нормально не разговаривали.

– Как это не друзья, вы же учитесь вместе?

– Не вместе. Просто на одном факультете. Ты тоже на этом же факультете числишься, и что? Ты же с ним не знакома.

– Ну… – протянула Алиса, – лингвисты вообще существуют обособленно. Мы никого не знаем, нас никто не знает. А остальные… У них больше общих пар. А ты, кстати, на каком направлении учишься?

– На журналистике, – сказал я.

– Хорошо. Ты, кстати, где так долго был? Я подумала, что ты вообще решил уйти домой.

– У меня был понос, вот и задержался. – зачем-то сказал я.

– Ну ладно – спросила она, сделав вид, что пропустила слова про понос мимо ушей.

На этом разговор вроде бы закончился, однако через минуту Алиса решила возобновить его.

– Вообще-то нельзя такое девочкам говорить, – смотря на сцену, всё-таки промолвила она.

– Мне можно, – ответил я.

– Странный ты, – заметила Алиса. – Это прикольно, но… немного пугает.

Начался новый стишок. Снова что-то про взволнованное дыхание, кофе, сигареты, ноутбук и перчатку. Скука. Скоро она должна была закончиться. Да и бедный Артурчик уже изрядно выдохся. Он продолжал прыгать по сцене, громко орать, краснеть, плеваться и пучить глаза, но теперь делал это менее охотно. В голосе у него часто появлялась отдышка, да и перерывы на винишкопой и разговоры с малолетними фанатками стали занимать куда больше времени. Я продолжал сидеть и, как мудак, ухмыляться.

Моя рука прочно слиплась с вспотевшим лбом. Однако Алиса моих выходок даже не замечала. И хорошо. Со стороны это смотрелось очень глупо, я полагаю.

Наконец, пытка закончилась. Самодовольно подняв голову, он произнёс:

– Спасибо, дамы и господа, что почтили своим вниманием этот поэтический вечер. Я всем вам очень благодарен за внимание к моим стихам и к поэзии в принципе. Сейчас, как вы знаете, молодое поколение сидит в социальных сетях, в инстаграмах и твиттерах, и совершенно ничего не читает, не интересуется искусством. Я рад, что вы не такие… И вместе с вами мы обязательно изменим не только взгляд на поэзию, но и всю поэзию в России. Спасибо вам! Если кому-то нужны автографы, я выйду минут через десять. Только воды попью, покурю, а потом будут фото, росписи и так далее. Хорошо?