оказалась в каком-то доме – это ведь чужой дом! И мужчина…


это не мой, чужой мужчина. Это не те дрова для моего пламени.

Я живу… так далеко от себя самой, словно в чужом доме. Но где

мой дом? Я не живу потому, что не горю. Может быть мы родс-

твенники, дорогой Огонь! Как ты думаешь?

– Что вы там шепчетесь? – спросил мужчина, возвраща-

ясь в гостиную из кухни. – Я уже начинаю ревновать тебя

к этому бешеному красавцу, моя дорогая! – и он добродушно

рассмеялся.

Из динамиков лились печальные и торжественный звуки

флейты в интерпретации Л. Бельмондо «Аве Мария» Шуберта.

От стола потянуло веселым запахом жареного мяса. Почти вся

гостиная была причудливо озарена светом камина.

– Мы говорим о жизни, – ответила она задумчиво и вздохну-

ла. – Только в своей среде каждый раскрывает свою суть и жи-

вет полной жизнью, словно в стихии.

– А моя стихия – это море удовольствия! – сказал он ве-

село и заразительно засмеялся, не отвлекаясь от сервировки

стола. На нем уже стояли закуски, несколько бутылок вина

и соков. Женщина подняла тонкие темные брови, но не повер-

нула головы; она зачарованно глядела в камин. – Я люблю

все, что доставляет удовольствие: друзей, хорошее вино, кра-

сивых женщин, ловить рыбу, ходить на охоту, собирать гри-

бы, париться в баньке, лежать на пляже где-нибудь на море,

вкусно поесть, до пота работать, – я жизнь люблю во всех ее

стихиях – в воздухе я птица, а в воде чувствую себя рыбой.

Спасибо предкам, оставили мне состояние, я могу жить в свое

удовольствие. Я только не люблю восходить, – боюсь высоты,

и не люблю заглядывать в бездны, – боюсь глубины! Я больше

по поверхности…


Он снова заразительно расхохотался.

Женщина оглянулась на него, но глаза ее оставались

печальными.

– Какая красивая жизнь у огня, ты заметил, доро-

гой? – неожиданно сказала она. – От самого возгорания до за-

тухания, даже когда он покрывается седым пеплом и лежит

где-то в углях, он все еще прекрасен; в нем преобладают осенние

краски – много красного и желтого. Но когда он в разгаре, когда

он находится на вершине своего торжества над поленьями, он

напоминает мне танец. Огненный танец!

Она вздрогнула. Эта мысль осветила ее прелестное лицо.

– О, нет! – отозвался хозяин от стола, расставляя тарелки

и бокалы, – жизнью огня я не хотел бы жить! И знаешь поче-

му? В его жизни нет покоя. Если уж огонь загорелся, его не ос-

тановишь. Его можно только уничтожить. Он горит до конца.

А покой для меня одно из наслаждений! Удить рыбку в утренней

тишине! Да и просто отдыхать… после хорошей работы, после хо-

рошей попойки, после хорошей ночи с приятной женщиной, да

мало ли… В моей жизни я часто делаю остановки! Нет! – доба-

вил он убежденно. – Нельзя гореть, метаться, бушевать, пылать

всю жизнь. Зачем? Для чего? Ну вот, у меня все готово! Прошу

всех к столу! – торжественно объявил хозяин. – И ты, Огонь,

подсаживайся к нашему шалашу. Я сейчас тебя перенесу!

Он взял лучину, запалил ее от раскаленных поленьев

и понес к свечам, стоявшим на столе в высоких серебряных

подсвечниках.

Свечи разгорались ровным, желтым, безмятежным светом.

Но светлее в гостиной не стало. Это был другой огонь, – пы-

лать, бушевать, метаться, рваться ввысь – было не для него.

Женщина глядела на огонь свечей как завороженная.

– Ах, растапливать воск не для тебя, Огонь! – воскликнула она,

и лицо ее впервые осветилось улыбкой, а в глазах заплясали искор-

ки. – Так в жизни… вместо того, чтобы пылать… мы плавим воск…

Хозяин удивленно поглядел на нее, будто впервые увидел.

– Что с тобой произошло? – изумился он немного растерян-

но. – Ты ослепительно хороша!

Она резко поднялась и пошла в прихожую. Хозяин изумленно