– Хорошо, пойдём.

Айша вложила свою руку в ладонь Курбана, и, придерживая сползающую шаль, пошла за ним в его спальню, не раз изученную ею сверху через отверстие в потолке. И всё равно, пространство показалось несколько необычным, освещалось только маленьким ночником в виде парусника из хрусталя на стене, который Айша ещё ни разу не видела. Однако его свет был слишком слабым, отчего рассмотреть лицо Курбана почти не удавалось, а ей настолько этого хотелось, что, когда они остановились посреди комнаты, она стала кончиками пальцев гладить его лоб, глаза, щёки... И, будто убедившись в том, что это именно он, тихо, ласково и нежно стала целовать его, удивляясь своей смелости и отчаянной решительности довериться своей любви и пьянящим мужским словам, обещающим ей счастье.

Айша не ощущала стыда от того, что, шепча её имя, Курбан целует её слегка озябшие оголённые плечи, от того, как жар его мягких, но сильных губ проникает в неё, согревая и вызывая приятную внутреннюю дрожь.

– Милая моя, цветочек мой, ягодка сладкая, как же я рад сейчас, что ты рядом со мной. Как я мечтал об этом. Как я люблю тебя…

– Но ведь я калека, Курбан! Разве может здоровый человек любить калеку?

– А ты видела себя в зеркале? Ты хоть представляешь себе, какая ты красавица? Пусть бы все калеки мира были такими красивыми, добрыми, умными, смелыми, да ещё и работящими настолько, что способны были готовить целыми днями еду на пятнадцать человек и ухитряться при этом повторять блюдо не чаще одного раза в десять дней. А путь к сердцу мужчин, как известно, лежит через желудок. Ты к моему сердцу уже Транссибирскую магистраль проложила, причём автомобильную и железнодорожную одновременно. Так что ты мне больше об этом не напоминай и не беспокойся. Скажи, как ты ко мне относишься?

– Я люблю тебя, – просто ответила она.

– Я ждал этих слов.

Курбан, обхватив Айшу за талию, легко приподнял её над полом и, сделав оборот вокруг себя, упал вместе с ней на кровать, прижался губами к её губам в страстном поцелуе.

Шаль не преминула сползти с хрупкого плеча, а Курбан, чуть касаясь мизинцем, сдвинул с него и бретельку, поцеловал это место нежно-нежно то место, а потом поднял глаза и выразительно, будто спрашивая разрешения, заглянул в глаза Айши, будто хотел понять, готова ли она к таким вольностям с его стороны.

– Да, – ответили ему её глаза.

Когда же взрыв их обоюдной страсти был позади, тело отдыхало от боли и блаженства любовных ласк, а губы распухли от поцелуев, в ушах всё ещё звучали его нежные признания и ласковые слова любви, которых Айша прежде никогда не слышала. Курбан уснул, прижавшись к её плечу, и сладко посапывал. Она понимала, что не смогла бы сейчас уснуть ни за что, поэтому лежала, боясь пошевелиться и потревожить его сон. Глаза уже давно привыкли к полумраку комнаты, и взгляд устремлялся то в освещённое луной небо за окном, то на красивое лицо своего мужчины. Своего самого дорогого, самого любимого человека, сумевшего сделать её счастливой!

Из глаз капали слёзы, но она их не вытирала. Эти слеузы были слезами благодарности судьбе за любовь, посланную ей в такой сложной жизненной ситуации, когда нет никакой надежды на возвращение домой, на то, что она когда-нибудь увидит своих милых родителей, друзей и подруг. И пусть потом будет то, что будет, но сейчас, в эту минуту, Айша была бесконечно счастлива, потому что любила, потому что стала женщиной с тем мужчиной, который её любил, действительно любил.

В эту любовь невозможно было не верить: Айша её видела, ощущала всем сердцем. Возможно, потом, позже, это яркое чувство пройдёт, но сейчас оно есть и ей этого вполне достаточно для того, чтобы душа блаженно плыла на облаках счастья, любуясь сверху молодым человеком, разделившим с ней сегодня впервые в жизни это упоительное ложе любви. И хоть до утра ещё далеко, но нельзя было забывать о тревожной действительности.