Тебе скучно в Петербурге, а мне скучно в деревне. Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа. Как быть. Прощай, поэт – когда-то свидимся?

(из письма К.Ф. Рылееву, май 1825 года)

… не пренебрегай журнальными мелочами: Наполеон ими занимался и был лучшим журналистом Парижа (как заметил, помнится, Фуше).

(из письма П.А. Вяземскому, июнь 1825 года)

… Ты уже, думаю, босоножка, полощешься в морской лужице, а я наслаждаюсь душным запахом смолистых почек берез, под кропильницею псковского неба, и жду, чтоб Некто повернул сверху кран и золотые дожди остановились… у нас холодно и грязно – жду разрешения моей участи.

(из письма П. А. Вяземскому, июль 1825 года)

Неожиданная милость его величества тронула меня несказанно… Я справлялся о псковских операторах; мне указали там на некоторого Всеволожского, очень искусного по ветеринарной части и известного в ученом свете по своей книге об лечении лошадей.

……

Боюсь, чтоб медленность мою пользоваться монаршей милостию не почли за небрежение или возмутительное упрямство. Но можно ли в человеческом сердце предполагать такую адскую неблагодарность.

Дело в том, что, 10 лет не думав о своем аневризме, не вижу причины вдруг об нем расхлопотаться. Я все жду от человеколюбивого сердца императора, авось-либо позволит он мне со временем искать стороны мне по сердцу и лекаря по доверчивости собственного рассудка, а не по приказанию высшего начальства.

(из письма В.А. Жуковскому, июль 1825 года)

… русский метафизический язык находится у нас еще в диком состоянии. Дай бог ему когда-нибудь образоваться наподобие французского (ясного точного языка прозы, то есть языка мыслей).

……

Передо мной моя трагедия. Не могу вытерпеть, чтоб не выписать ее заглавия:

Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве писал раб божий Александр сын Сергеев Пушкин в лето 7333, на городище Воронине. Каково?

(из письма П.А. Вяземскому, 13 июля 1825 года)

… у нас осень, дождик шумит, ветер шумит, лес шумит – шумно, а скучно.

(из письма П.А. Плетневу, 19 июля 1825 года)

Носите короткие платья, потому что у вас хорошенькие ножки, и не взбивайте волосы на височках, хотя бы это и было модно, так как у вас, к несчастью, круглое лицо.

(из письма Анне Н. Вульф, 21 июля 1825 года)

Некто Вибий Серен, по доносу своего сына, был присужден римским сенатом к заточению на каком-то безводном острове. Тиберий воспротивился сему решению, говоря, что человека, коему дарована жизнь, не должно лишать способов к поддержанию жизни. Слова, достойные ума светлого и человеколюбивого! – чем более читаю Тацита, тем более мирюсь с Тиберием. Он был один из величайших государственных умов древности.

(из письма А.А. Дельвигу, 23 июля 1825 года)

Я имел слабость попросить у вас разрешения вам писать, а вы – легкомыслие или кокетство позволить мне это. Переписка ни к чему не ведет, я знаю; но у меня нет сил противиться желанию получить хоть словечко, написанное вашей хорошенькой ручкой.

(из письма А.П. Керн, 25 июля 1825 года)

Друзья мои так обо мне хлопочут, что в конце концов меня посадят в Шлиссельбургскую крепость…

(из письма П.А. Осиповой, 25 июля 1825 года)

… мне нужны деньги или удавиться.

(из письма брату Льву, 28 июля 1825 года)

Сделай милость, не забывай своего таланта. Боюсь, чтоб проза жизни твоей не одолела поэзии души.

(из письма В.И. Туманскому, 13 августа 1825 года)

Достойнейший человек этот г-н Керн, почтенный, разумный и т. д.; один только у него недостаток – то, что он ваш муж. Как можно быть вашим мужем? Этого я так же не могу себе вообразить, как не могу вообразить рая.