Ксавье де Местр

НАДЕЖДА ОСИПОВНА ПУШКИНА

(урожд. ГАННИБАЛ, 1775–1836).

1810

Неизвестный художник

СЕРГЕЙ ЛЬВОВИЧ ПУШКИН

(1770–1848).

1810-е

Родители поэта состояли в дальнем родстве; герб дворянского рода Пушкиных был общим для всех ветвей семьи

ГС:

С пугающей точностью.

МВ:

О да. И когда смотришь в такой перспективе, многое становится понятнее. Вот 99-й год. В моем случае это первые серьезные журналистские работы, первые настоящие доходы, первое упоение только-только появившимся интернетом, клубная жизнь, О.Г.И. – «Пир О. Г.И.»… Я не претендую ни на универсальность, ни на уникальность: это мой тогдашний круг, довольно узкий – круг московских интеллектуалов, которые ночи напролет обсуждают всякие интересные темы.

ГС:

Круг московских интеллектуалов – это, считай, аристократия того времени.

МВ:

Да, с большой степенью сходства. Наши пресловутые О.Г.И. – «Пир О. Г.И.» – это то же самое, что салоны и гостиные в домах у тех же Пушкиных, Вяземских, Карамзиных, те же люди вели те же разговоры. Так же выписывали из-за границы новейшие сочинения и наряды (чем не интернет?!), собирали огромные иностранные библиотеки, так же ездили на воды и за границу, в общем, все очень похоже. Я убедился в этом, когда читал пьесу Тома Стоппарда «Берег Утопии». Саша (Герцен), Ванечка (Тургенев), Петр Яковлевич (Чаадаев) – мне очень легко представить их за столиком О.Г.И. И Саша Пушкин родился и рос в этой среде, под умные разговоры своих молодых родителей.

ГС:

К которым приходили интересные гости. Знаменитые в свое время поэты, вроде Дмитриева, в том числе.

МВ:

Да, совершенно нормальный интеллигентский круг.

ГС:

При этом семья все время балансировала на грани разорения.

МВ:

Что тоже моему поколению прекрасно знакомо. У нас тоже много у кого были старые квартиры, но мало у кого были «старые деньги»: серьезные фамильные состояния сложились позже.

ГС:

Но тогда сыновья куда больше финансово зависели от отца. И Пушкин, будучи взрослым, но молодым еще человеком, не мог добиться денежной помощи от Сергея Львовича. Как вспоминает Вяземский, он был очень скуп на себя и на всех домашних: сын его Лев за обедом разбил рюмку, отец вспылил и целый обед проворчал.

МВ:

Ну, это говорит скорее не о скупости, а просто о дурном характере и распущенности. Человек не привык держать себя в руках. Что тоже не с хорошей стороны о нем говорит. Надо сказать прямо: с родителями Пушкину не повезло. Хотя – ну как «не повезло»? Такое двойственное отношение тоже характерно для той среды, в которой Пушкин родился, для этого круга нечиновных московских интеллектуалов из старых, но не титулованных семей; это не круг графов и великих князей.

Пушкин до конца жизни сам подчеркивал это сходство-различие. Отправляя уже в 1836 году ледяное письмо с явным прицелом на дуэль князю Николаю Григорьевичу Репнину-Волконскому, он не забывает отметить: «Лучше нежели кто-либо я знаю расстояние, отделяющие меня от вас; но вы не только знатный вельможа, но и представитель нашего древнего и подлинного дворянства, к которому и я принадлежу…» (Т. 10. С. 864)

Сергей Львович был истинным представителем «подлинного дворянства». Он собрал огромную библиотеку, был хорошо образован, болтал на разных языках и охотно цитировал разных авторов, обожал поэтические и театральные экспромты, при этом действительно мог весь вечер портить всем жизнь из-за разбитой рюмки. И если мы посмотрим на все дальнейшее творчество Пушкина, не говоря уж про его личную жизнь, мы нигде не найдем выражений любви, обращенной к отцу. У него нет стихов, обращенных к родителям. Самое главное хорошее, что его отец и дядя Василий Львович сделали, – отдали его в Лицей. За это им, что называется, многое зачтется.