В своей издательской деятельности руководство Пушкинского Дома занималось в основном печатанием материалов, относящихся к буржуазно-дворянской линии истории литературы. Основная часть публикаций падала на пушкинскую эпоху, и то работа шла больше по части крохоборческих разысканий ненужных биографических подробностей из жизни писателей. Материалы же по писателям-демократам, писателям-разночинцам, писателям-революционерам, не говоря уже о пролетарских писателях, почти никогда не разрабатывались и даже прятались от советской общественности. <…>
Вся деятельность Пушкинского Дома в этом направлении сводилась таким образом к реставрации не имеющих ни художественного, ни научного значения аксессуаров дворянско-буржуазной литературы, к пропаганде и проталкиванию в массы классово враждебных пролетариату настроений, взглядов и идеек. В то же время изо всех сил тормозилась разработка революционно-демократической литературы, предшественников пролетарской литературы. Буржуазные «ученые», засевшие в Пушкинском Доме, препятствовали пролетариату овладеть литературным наследством и популяризовать его в массах205.
Публикация документа, носящего на себе отпечаток принадлежности либо к «классической» эпохе, либо к конкретному «классику» (не только литературной, но и – прежде всего – политической культуры), становилась делом общественно-политическим206. Недостаточно трепетное отношение к теоретикам марксистской ориентации и нечуткость редакторов в отношении нарождавшихся властных иерархий стали причинами, по которым содержание первого тома «Литературного наследства» было изменено (29 декабря 1930 года редакция получила разрешение Главлита на печатание тома). Дело в том, что вскоре после завершения работы по его подготовке сверху поступило распоряжение механически удалить из каждого экземпляра уже отпечатанного и переплетенного тиража публикацию В. В. Буша «Марксисты 90‑х годов в письмах к Н. К. Михайловскому» (с. 164–184). Редакторы тома стремились обезопасить себя, сопроводив эту публикацию следующим примечанием:
Отбор писем был произведен автором публикации, и редакция, в распоряжение которой, к сожалению, не были предоставлены все письма марксистов к Михайловскому, лишена была возможности проверить тексты писем и тем более опубликовать их полностью.
(Хотя Зильберштейн в письмах к Бушу просил прислать «полностью все письма марксистов», которые тот разыскал207.) Однако, как показало время, эта мера предосторожности оказалась недостаточной. В итоге на странице оглавления с подзаголовком «Опечатки» появилось примечание от редакции: «По техническому недосмотру допущена неправильная нумерация страниц. Начало статьи Д. О. Заславского должно быть обозначено 165‑й страницей, а отпечатано 186‑й» (с. 324). Уже позднее, 17 мая 1981 года, в беседе с В. Д. Дувакиным, работавшим в Отделе устной истории Научной библиотеки МГУ, Зильберштейн вспоминал о деталях этого случая:
<…> должен с полной откровенностью сказать, что, уже начиная с первой книги, началось хождение по мукам. Вырвана была уже из готовой книги большая публикация найденных в Пушкинском Доме писем <Н. Е.> Федосеева к <Н. К.> Михайловскому. <…> Эта пачка писем была найдена в архиве Михайловского. Мы ее подготовили, но тогдашний директор Института Маркса – Энгельса <В. В.> Адоратский <…> решил, что «право первой ночи» публикации уже напечатанного в томе должно принадлежать журналу «Пролетарская революция», органу Истпарта. Это такой позор, трудно себе представить большую чушь, чем была сделана тогда с нашим первым томом. Все было варварски проделано. <…> Двадцать две страницы были выброшены, и видно, как это было выброшено, торчат обрезки вырезанных страниц