– С какой коровой? Ах да, с коровой… Купил, значит, Пашка Варганов себе племенную корову за много денег. И договорился, что повяжет ее с каким-то элитным быком. Покупателя для будущего теленка нашел – прям все серьезно, чуть ли не с заключением контракта. Солидное, в общем, предприятие. Но заборы у Варганова хлипкие, а бык у Сухорукова – решительный. Когда Варгановская корова загуляла, бык прямо через гнилые доски прошел – ну и вперед, к невесте. Прямо на глазах у Пашки любящие сердца и воссоединились. Он-то, конечно, пытался вмешаться – но куда там. Семьдесят Пашкиных килограмм против тонны рогов и мышц, – Сумароков отделил чайной ложкой кусочек торта, положил его в рот и зажмурился, прислушиваясь к ощущениям. – Ты гляди-ка, свежий. Не обманула Лидка.

– Отличный торт, – довольно искренне подтвердила Дина и тоже ковырнула ложечкой крем. Не «Павлова» с клубникой и сливками, но в своем роде очень неплохо. – Так что там дальше с коровой?

– Ну так понятно же, что. Залетела Варгановская корова – или как там оно у скотозаводчиков называется. Только не от племенного быка, а от Сухоруковского Черныша. Покупатели от теленка, естественно, отказались, мужик, с которым про вязку договорились, скандалит – задаток возвращать не желает. И получаются у Пашки от новой коровы не доходы, а одни сплошные расходы. И глубокие, мать его, огорчения. Обычно у нас в рамках решения имущественных споров соседи друг другу морды бьют – но тут, как вы понимаете, дело другое. Пашка ведь на бабки попал, а мордобой дело, конечно, приятное, но совершенно бесплатное. Вот он и додумался. Пришел к нам и написал заяву: такого-то числа такого-то месяца злодейский бык Черныш проник на территорию домовладения и обесчестил корову породы голштинка. Тем самым нанеся Варганову П. А. глубокую моральную и финансовую травму.

– И вы приняли заявление?!

– Естественно, приняли. Куда же деваться. И три месяца потом с бумажками бегали – экспертиза забора, показания свидетелей, алиби Черныша.

– Что-что?

– Алиби. Черныша. Сухоруков, не будь дураком, Федоровичу, пастуху местному, три литра водяры поставил. Так потом Федорыч всеми богами клялся, что в этот день Черныш на выгоне был, с утра и до вечера.

Положив подбородок на скрещенные ладони, Дина не столько слушала, сколько смотрела. Когда Сумароков рассказывал байки, острое сухое лицо смягчилось, а в холодных серых глазах вспыхивали искорки смешинок. С внезапным изумлением Дина поняла, что по переносице и щекам у него разбрызганы капли веснушек, а брови явственно отливают в янтарную рыжину.

– … а местные жители строго следуют закону омерты. Или омерта. Скажите мне, Дина Маратовна…

– Просто Дина, – поплавком вынырнула в реальность она.

– Отлично. Просто Дина, скажете мне, как библиотекарь – менту: слово «омерта» склоняется?

– А почему нет?

– Да черт вас, филологов, разберет. Бариста ведь не склоняется.

– Это пока. Подождите лет двадцать, и просклоняется как миленькое. Так что там по преступлению века? Надеюсь, вы его раскрыли?

– Еще бы. Выдернул из Черныша клочок шерсти и пообещал Сухорукову, что за свой счет оплачу исследование ДНК. Если не дай бог подтвердится отцовство – хрен Сухоруков на своем «уазике» без документов со двора выедет.

– Вы действительно собирались оплатить генетическую экспертизу?

– А черт его знает… – внезапно задумался Сумароков. – За два месяца эти затейники меня до печенок достали. Но, к счастью, не пришлось. Сухоруков признал, что его бык покушался и нарушал, дело передали в районный суд и наступило нам счастье.

– А с теленком внебрачным что было?