– Вон оно как… – задумчиво протянула Дина. – Никогда не смотрела на проблему под таким углом.

– И очень зря. Как говаривал мой покойный муж, чем больше бумаги, тем чище жопа. А Павел Архипович, между прочим, умнейшим человеком был. На лесопилке заведующим производственной частью работал.

Вторник сменился средой, среда – четвергом, а вслед за ними наступила пятница. Дни скользили друг за другом, гладкие и одинаковые, как бусины на нитке. Утром Дина отпирала библиотеку и ныряла в душный, пропахший пылью и плесенью сумрак, как в темный прохладный бассейн. Заварив растворимый кофе, она лениво перебирала бланки отчетности и раскладывала по местам сваленные стопками у стены книги, но по большей части просто читала, наугад раскрывая пожелтевшие, исчерканные выцветшими чернилами страницы. На большой перемене в библиотеку заглядывала Мария Степановна, бережно придерживая у груди тарелку с шанежками. В первый день это были шанежки с картошкой, во второй – с творогом и черемшой, в пятницу – с грибами и яйцами. Дина снова заваривала кофе, выставляла на стол вазочку с шоколадными конфетами и погружалась в глубины местных шокирующих новостей – кассирша Лидка из продуктового закрутила новый роман, яйца на рынке подорожали на пять рублей, а в магазине – на три, Зинка Скорошиха вечером видела за забором волков. Может быть, конечно, собак, кто же их в темноте разберет – но может быть, и волков. Поэтому в сумочке обязательно нужно носить громкий свисток и перцовый баллончик.

Дина охала, хмурилась, сочувственно кивала – и чувствовала, что проваливается в какой-то заплесневелый день сурка, в котором понедельник отличается от пятницы только начинкой шанежек.

– Господи, ну наконец-то! – приветствовала Дина лейтенанта Сумарокова, широко распахнув перед ним дверь.

– Ого. Какое пылкое приветствие. Первый случай на моей практике, когда кто-то искренне рад сотрудникам внутренних органов, – широко улыбнувшись, он переступил порог и протянул Дине прозрачную коробку. За хрупким хрустящим пластиком щетинился кремово-розовыми лепестками пышный карамельный бисквит.

– Спасибо, – приняла торт Дина. – Наверное, вы решите, что я избалована столичной жизнью – но черт побери. Как же у вас, в Россоши, скучно.

– А! Так я – ваше лекарство от скуки! Даже не знаю, огорчаться мне или радоваться, – Сумароков задвинул в угол впечатляющего размера ботинки и аккуратно пристроил на крюк ветровку. Без формы он выглядел странно – как плохо загримированный актер, отыгрывающий незнакомую роль.

– Радуйтесь. Не то чтобы мой опыт был так уж велик – но более интересных собеседников я пока в Россоши не встречала.

– Ну надо же! Не думал, что женщин так увлекают рассказы о козах-рецидивистах.

– Как минимум это оригинально.

– Вы думаете? Тогда буду продолжать в том же духе. У меня есть отличная история про изнасилование коровы. Интересует?

– Коровы? В каком смысле – коровы?!

– В прямом. Душераздирающий триллер, вы такого в жизни не слышали, – неловко одергивая пуловер на тощей заднице, Сумароков вошел в гостиную и с любопытством закрутил головой. – Уютненько тут у вас.

– Ага. Совсем как в гостях у бабушки, – торжественно водрузив коробку с тортом на стол, Дина поставила на плиту чайник. – Не квартира, а портал в прошлое.

– Нафталиновая Нарния, – Сумароков скромно пристроился на стуле в углу, подогнув длинные, как у сенокосца, ноги. – Может, вам помощь нужна? Шкаф передвинуть, полки какие-нибудь прибить?

– Нет, спасибо. Пока все в порядке – разрезав торт на правильные равнобедренные треугольники, Дина разложила его по тарелкам. В разломе бисквитных коржей проглядывала до боли знакомая вареная сгущенка. Как будто действительно в прошлое провалилась – лет эдак на двадцать назад. – Так что там с коровой?