Я поставил фото Малыша Кокоса на аватар домового чата, который Маруся озаглавила «Пупсики на Фонтанке», и написал:

– Новый, первобытный, коронованный, необузданный, теперь банановый Малыш Кокос готов к покорению неизведанных миров, женских сердец, трансцендентальных далей. Аррр!

Реакции «Молния» от Лины и Маруси, «Банан» от Татьяны.

Кухонный стол мы оборудовали вытерариумом – изобретением Маруси. Это был держатель для салфеток, сделанный из картона и обклеенный уймой стикеров. Например, там был робот Бендер из «Футурамы» в образе Терминатора. Мы окрестили его Вытиратором. На другом стикере было изображено здание в олдскульном стиле. Оно стало вытиратушей. Венчала композицию надпись, собранная, будто требование выкупа, из вырезанных журнальных букв:

«Уста свои вытераю».

Каждый день, прежде чем начать завтрак, Маруся, Таня и я молились. Не конкретному монотеистическому или политеистическому божеству. Просто садились за стол, брались за руки, закрывали глаза, и кто-то из нас произносил обращение к кому сам хотел в этот момент: к единому богу, к буддийской пустоте, к Зевсу или Кетцалькоатлю, к пророку Мухаммеду, или Мухаммеду Али, или даже к будущим нам самим. В одной из молитв Таня молвила:

– Дорогая Вселенная. Чудесны твои вибрации…

Я подзвучил оставшуюся часть:

– Оммм…

– Спасибо, Вселенная, – продолжила Татьяна, вступая со мной в резонанс, – за эту рисовую кашу с вишней, приготовленную моими руками. Сейчас мы намерены с ней слиться нашими сущностями в трансцендентальном бесконечном-вечном. И спасибо за удивительные испытания, события и людей, которые ты посылаешь нам каждый день. И, конечно, за дикпик, который я обнаружила у себя в личке сегодня, как только открыла глаза. Аминь.

– Аминь, – подтвердили мы с Марусей.

Все принялись за еду, и Маруся сказала:

– Оригинальное завершение молитвы.

– Согласись, – заметил я, – начинать молитву с этого было бы неуместно.

– Это правда, – кивнула Маруся. – Но и умолчать об этом вовсе было бы совсем уж неприлично.

Один раз с нами завтракал и молился Паша – Таня вовлекла. Я держал Пашину руку, тонкую и прохладную. Думаю, с его техническим складом ума, Паша сперва посчитал нас сектантами. Он целыми днями учился и постоянно ходил в накладных наушниках, из которых доносилась речь на английском языке. Паша всегда носил рубашки, потому что футболки не укладывались в эстетический вкус Лины. Лина фотографировала обнажённых женщин и весьма талантливо. Не менее красивы были завтраки, которые Лина готовила им с Пашей, а иногда угощала и остальных (но вместе мы не завтракали никогда, ребята ели только у себя в комнате). Фото завтраков появлялись в телеграм-канале Лины среди фото обнажённых женщин. Вокруг Лины всё наполнялось красотой и эстетикой. Исключая разве что не попадавшую в кадр грязную посуду, которой мойка бывала забита доверху. Это создавало трудности. Я и другие соседи писали об этом в чат пупсиков. Лина, будучи человеком утончённым, воспринимала такие сообщения очень близко к сердцу. Расстраивать Лину не хотелось, но и любителей чистоты тоже. Я просил Лину воспринимать сообщения буквально, исключая эмоции, и старался умягчать их, как мог:

– Коллеги, доброго утра! Полагаю, у кого-то из вас вчера был чрезвычайно трудный день. Потому что утром кухня встретила меня такой грязью, какой я не видывал давно. Я оттирал от стола загустевшую жёлтую массу, похожую на расплавленный сыр вперемешку с волосами, прежде чем смог приступить к готовке завтрака. Очевидно, что человек, у которого был обычный день, оставлять кухню другому в таком состоянии не может. Желаю вам здоровья и сил, чтобы сегодняшний и прочие дни были лучше, чем вчерашний.