Два наших студенческих отряда определили на зерновой ток – очищать самосвалы от зерна и ворошить его, чтобы лучше просыхало и проветривалось. Зерно убирали скорее, чем вывозили с тока, оно быстро накапливалось в буртах и начинало «гореть». Нет, оно, конечно, не горело буквально, оно самосогревалось – температура в массе зерна могла подняться до 75 градусов. Происходило это из-за того, что зерно продолжало дышать, выделяя тепло, а теплопроводность зерна плохая. Когда бывало холодно, мы закапывались в зерно в буртах, грелись. Возила зерно с поля на ток колонна самосвалов, которую обслуживали 150 наёмных водителей, в основном украинцев.

Мне не хотелось работать на току – моя душа мичуринца звала меня в поле, и я попросился работать на комбайне. Бригадиру комбайнёров я понравился, и он посадил меня на прицепной комбайн РСМ-8, громадный даже по нынешним меркам, и дал мне в напарники своего племянника-тракториста, ещё более молодого, чем я. А мне тогда было всего 20 лет. Бригадир провёл инструктаж, показал кое-какие приёмы и сказал: «Поля у нас ровные, справитесь». Надо сказать, что с этим юным трактористом у нас получился отличный тандем. Полтора месяца с раннего утра до позднего вечера мы занимались только одним – молотили, молотили и молотили. И намолачивали столько, что все только диву давались. Наш бригадир, хоть ни разу на комбайн так и не сел, после нашего отъезда получил Звезду Героя Социалистического Труда.

И всё бы ничего, да вот только меня никто не кормил и, похоже, не собирался – обо мне просто забыли, потому что все ребята работали на току и только я один – на отшибе, в поле. Бригадир выделял еду своему трактористу, и тот делился со мной, но очень малой долей. На самом деле кормить меня было не их заботой, студентов должны были кормить централизованно. Но как это сделать, если я не слезал с комбайна с утра до вечера?

И вот на четвёртый день, когда я уже начал чувствовать, что вот-вот протяну ноги, вечером после работы я рискнул пойти на кухню, которая работала на полевом стане недалеко от наших палаток. Все, кто работал на току, питались здесь. Пришёл на кухню, застал там девушку, которая оказалась Ингой. И не просто Ингой, а шеф-поваром, «спасительницей» – так её все называли. Она умела великолепно готовить и искусно командовала студентками, которых ей дали в помощь. Причем Инга готовила и на студентов, и на водителей, которые привозили продукты. Украинцы с удовольствием у неё столовались. Инга была удивительно бесшабашная девчонка – водила грузовик, не имея прав, и возила на нём парней за 15 километров на озеро купаться.

Всё это я узнал позже. А тогда просто попросил воды. Чистая вода, к слову, была дефицитом на целине. Инга стала интересоваться – кто я и откуда. Я объяснил, что я тоже студент, просто работаю в поле, на комбайне, и что меня никто не кормит. Инга тут же накрыла стол и так прониклась, глядя на мой зверский аппетит, что взяла надо мной шефство и стала обо мне заботиться. Теперь мне в поле каждый день привозили обед, а вечером, когда бы я ни вернулся, меня всегда ждал сытный и вкусный ужин.

Через пять-шесть дней мы подружились, а недели через две я понял, что в Инге есть что-то невероятно притягательное и магическое. А Инга поняла это ещё раньше. Симпатия друг к другу стала разгораться не на шутку, и мы начали вместе проводить вечера – условно вместе, в компании парней и девчат. Инга привезла с собой на целину патефон, который ей буквально накануне подарили на день рождения, и несколько пластинок с популярным в то время джазом, так что вечерние танцы нам были обеспечены. Я ещё тогда подумал: «Какая молодец, позаботилась обо всех и не поленилась тащить с собой патефон».