– Нравится? – негромко поинтересовался он. Признаться, мне скорее нравился он сам.

– Рабыню опьяняет милость и любовь её господина, – искренне ответила я. Я решилась произнести слово «любовь», поскольку не сомневалась, что он поймёт: я, конечно, имела в виду не душевную привязанность, а то, что от рабыни только и можно получить.

– Что это ты там думала про себя?

– Я думала, какое счастье для обычной земной девушки – служить неземным мужчинам, – улыбнулась я.

– Неужели?

– Глаза у господ – как огненная река, – легкомысленно процитировала я что-то из своих мечтаний, – душа, как снежная буря, а кровь принца ночи – это кровь сотни львов.

Странно, но он смотрел куда-то поверх моей головы, причем так, словно что-то там разглядывал. Потом опустил взгляд на моё лицо. Задумчиво подтянул меня к себе, лизнул в шею. Я замерла. Конечно, я внушала себе, что укус – это особое наслаждение. Ведь приятно сознавать, что, получая от хозяина удовольствие, ты в то же время доставляешь удовольствие ему. Но уж очень это было болезненно. Он вдруг отстранился.

– Я не буду тратить твою кровь… В тебе есть что-то особенное. Тебя приятно слушать, – он провёл пальцами по моим губам.

После этого случая я неожиданно обрела определённую популярность, а именно: в свой следующий визит тот самый вампир не только узнал меня, но и порекомендовал своему приятелю.

– Скажи ему то, что говорила мне тогда.

– Если господа позволят, я могу прочитать стихи, – скромно предложила я.

– Да хоть как, только говори, – нетерпеливо перебил он.

Я сосредоточилась, пытаясь припомнить что-нибудь из недавно написанного, и вдруг начала импровизировать. Прежде я и представить себе не могла, как это так: на ходу сочинять стихи. Но сейчас слова словно сами складывались в строчки. У меня как будто раскрылась черепная коробка, и сверху шла какая-то волна. Я совершенно забыла, где нахожусь, полностью погрузившись в ритм стихов.

Когда я закончила, они были словно в трансе, а потом, очнувшись, взглянули на меня странно – горящими глазами. Я никогда не замечала, чтобы кэлюме смотрели так на рабынь. Один из них поднял руку, словно под гипнозом, и начал задумчиво гладить моё тело, как будто впервые увидел. Я застыла. Отточенная интуиция рабыни подсказывала мне, что это не приглашение к сексу.

– Неплохо, да? – усмехнулся первый вампир.

– Похоже на… альрома, – задумчиво заметил второй таким тоном, словно сравнивал меня ни много ни мало с радугой или звездой.

Альрома… знакомое слово… Я вспомнила, что слышала его от Ларисы: «по их мнению, это и есть душа, а у людей этого нет». Чувствуя, что хозяева настроены благосклонно, я не удержалась:

– Можно рабыне спросить? – я коснулась лбом пола.

– Говори.

– Что такое альрома, господин?

Первый вампир усмехнулся, а второй ущипнул меня за грудь.

– Ты не поймёшь, сучка, – дружелюбно пояснил он.

– Да, хозяин, – смирилась я.

* * *

Однако моя «популярность» продолжала приносить непонятные плоды. Как-то раз в гостиной появился вампир, который, хотя внешне выглядел немногим старше других, но по манерам заметно отличался от молодого бесшабашного любителя лёгких развлечений. Он был одет в строгий тёмный костюм (который так и не снял) и, вероятно, занимал среди своих сородичей солидный пост, потому что явно считал ниже своего достоинства находиться в таком свинарнике, как Красный дом. Один из вампиров подозвал меня и показал ему.

– Вот рабыня, которую можно было бы перевести в «Новую Луну».

Незнакомец скользнул по мне неприязненным взглядом.

– Выглядит, как невеста Франкенштейна, – заметил он, видимо, подразумевая мои шрамы.