Происходящее казалось немыслимым.

Каупер заявил, что представить не мог более нелепой ситуации. Он не мог взять в толк, зачем полицейские побеспокоили его в столь поздний час из-за нелепых угроз какого-то психа. Наплевать на него и забыть, о чем еще говорить?

– Не люблю строить из себя детектива из полицейского сериала, сэр, – промолвил Бернс. – Я бы с радостью наплевал на этого психа и его угрозы, однако мы не можем исключать возможности того, что злоумышленники и в самом деле собираются покуситься на вашу жизнь. И мы не имеем права отбросить этот вариант, предварительно не посоветовавшись с вами.

– Ну, вот теперь вы все обсудили и можете успокоиться, – ответил Каупер. – Послушайте, что я вам скажу, наплюйте на угрозы этого психа, и дело с концом.

– Сэр, – кашлянул Бернс, – мы попытаемся задержать человека, который придет за жестяной коробкой. Кроме того, мы бы хотели предоставить вам на завтрашний вечер полицейское сопровождение. Какие у вас планы на завтрашний вечер? Вы будете дома?

На это Каупер заявил следующее. Если Бернс хочет, пусть задерживает человека, который явится за жестяной коробкой. Что же касается завтрашнего вечера, то он, Каупер, не собирается сидеть дома, когда сам мэр пригласил его в филармонию на «Героическую» симфонию Бетховена. Филармонию рядом с Ремингтонсекл только что открыли после ремонта, и возможность посетить ее Каупер не собирается упускать. Никакого полицейского сопровождения ему не нужно.

– Ну что ж, сэр, – вздохнул Бернс, – посмотрим, что у нас завтра получится с жестяной коробкой. Как только появятся какие-нибудь новости, мы немедленно свяжемся с вами.

– Это пожалуйста, – отозвался Каупер. – Вот только не надо меня больше будить посреди ночи, договорились? – С этими словами он повесил трубку.

В пять утра во вторник, еще до рассвета, детективы Хэл Уиллис и Артур Браун выпили в тиши следственного отдела по чашке крепкого кофе, оделись в теплые комбинезоны и, взяв оружие, отправились в промерзший, словно тундра, Гровер-парк следить за третьей по счету скамейкой, расположенной на дорожке, берущей начало от Клинтон-стрит. Поскольку большая часть дорожек, пересекавших парк, тянулась с севера на юг, детективы поначалу опасались, что им будет непросто отыскать нужную. Волновались они зря. Изучив карту, висевшую на стене следственного отдела, они выяснили, что нужная им дорожка начиналась от перекрестка Клинтон-стрит и огибавшей парк Гровер-авеню, а заканчивалась у оркестровой сцены возле озера. Детективы притаились за валуном, прикрытым голыми вязами, – оттуда третья по счету скамейка просматривалась идеально. Мороз пробирал до костей. Детективы прекрасно понимали: самое интересное начнется после того, как Хоуз оставит в означенном месте коробку, но в засаду им следует сесть заранее, до того как преступники, которые тоже будут вести наблюдение за скамейкой, выйдут на исходные позиции. Блестящая идея разместить их в засаде спозаранку принадлежала Бернсу. Детективы махали руками, словно ветряные мельницы, топали ногами, терли лица, которые в свете зарождающегося дня казались мертвенно-бледными, будто обмороженными. Ни Уиллису, ни Брауну еще никогда в жизни не было настолько холодно.

К тому моменту, когда в девять утра Коттон Хоуз вошел в парк, он успел замерзнуть едва ли не меньше своих коллег. По дороге до скамейки он миновал двух человек, шедших ему навстречу, – старика в черном пальто, бодрой походкой направлявшегося к станции метро на Гровер-авеню, и девушку в норковой шубе поверх длинного розового нейлонового халата до пят, выгуливавшую белого пуделя в красном шерстяном костюмчике. Когда Хоуз с жестяной коробкой в руке прошел мимо девушки, она ему улыбнулась.