Преданный друг поэта, княгиня каким-то шестым чувством поняла, что послание – наверняка козни недругов. Любые нападки на любимого поэта она воспринимала как атаку на себя. Женщина достаточно умная, Елизавета Михайловна вложила своё письмо вместе с листком, адресованным Пушкину, в конверт и отправила с посыльным на Мойку.

Ещё один экземпляр пасквиля в то же утро Пушкину доставил В.А. Соллогуб. 23-летний Владимир Соллогуб, начинающий писатель и чиновник в Министерстве внутренних дел, в этот день гостил у своей тётушки, Александры Ивановны Васильчиковой, на Большой Морской. Именно она, графиня Васильчикова, получила адресованное ей письмо.

– Представьте, милый друг, – рассказывала она племяннику, – я получаю сегодня утром пакет, распечатываю его, а там… там другое запечатанное письмо, на имя Александра Сергеевича Пушкина. И что, скажите на милость, мне теперь с этим письмом делать?..

Соллогуба слова тётушки сильно взволновали. Дело в том, что с Пушкиным, которого он почти боготворил, молодого графа связывало не простое знакомство. По случайному недоразумению (по крайней мере, так считал сам Соллогуб), он едва не сошёлся с «гением русской словесности» на дуэли. Причём из-за какой-то нелепости, ничего не значащих слов, сказанных молодым человеком в ответ на шутку супруги поэта, Натальи Николаевны, в адрес одной из девушек, покорившей сердце юноши.

– Давно ли вы замужем? – дерзко спросил Соллогуб Натали, давая понять, что замужней даме и самой-то чуть за двадцать.

Но потом его неожиданно понесло, и граф начал разговор о Ленском, искусном танцоре и любимом кавалере императрицы. А вот этого, по всей видимости, делать не стоило. Щепетильный Пушкин в словах сопляка усмотрел грязный намёк и вызвал того на дуэль. Позже сроки поединка были перенесены, а потом конфликт и вовсе удалось замять.

Произошло это в доме Нащокина в Москве, где Пушкин остановился на некоторое время. Когда туда из Твери специально приехал Соллогуб, в доме ещё спали. Боясь сойти за труса, встретив Пушкина, Соллогуб тут же напомнил тому о поединке и стал уточнять, кто будет секундантом поэта. Однако, перейдя к разговору о литературе, они быстро отвлеклись, и в конце разговора Пушкин сказал:

– Голубчик, неужели вы думаете, что мне так хочется стреляться? Но что делать… Я имею несчастье быть человеком публичным, а это, знаете ли, похуже, чем быть публичной женщиной…

Сошлись на том, что Пушкина устроит письмо с извинениями в адрес жены.

А потом они стали закадычными друзьями; часто гуляли по Невскому, хрустя на ходу французскими булками (к вящему удивлению местных щёголей), и разговаривали всё о том же – о литературе.

И вот Соллогуб получает загадочное письмо. Как и княгиня Хитрово, он не стал читать послание, адресованное другому лицу, а, вложив его обратно в конверт, немедленно отправился к Пушкину.

Из воспоминаний Владимира Соллогуба:

«…Я отправился к Пушкину и, не подозревая нисколько содержания приносимого мною гнусного пасквиля, передал его Пушкину. Пушкин сидел в своем кабинете. Распечатал конверт и тотчас сказал мне:

– Я уж знаю, что такое; я такое письмо получил сегодня же от Елисаветы Михайловны Хитровой: это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, над безыменным письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье, так это дело моего камердинера вычистить платье, а не мое. Жена моя – ангел, никакое подозрение коснуться ее не может. Послушайте, что я по сему предмету пишу г-же Хитровой. Тут он прочитал мне письмо, вполне сообразное с его словами… Он подозревал одну даму, которую мне и назвал» [47].