В первых числах ноября 1836 года Мария Барятинская на предложение руки и сердца ответила Дантесу отказом…[22]

Жорж Дантес был взбешён! Надо же, эта дурнушка Мари возьми и откажись… И шут бы с ней, но и с Натали – такой близкой и такой далёкой, – тоже ничего не получалось. Теперь понятно, что Пушкина просто издевалась. Лишь кокетничала. И в то же время держала его на коротком поводке, продолжая одаривать благосклонностью. Не отталкивала – уже хорошо. Когда не отталкивают – всегда есть шанс надеяться. И француз выжидал, не стесняясь ни мужа, ни окружающих…

В самый ответственный момент в интригу вмешался «верный друг» Геккерен-старший, взявший на себя рискованное объяснение. Произошло это в конце октября на каком-то из вечеров. Дантес в то время болел (у него было обострение плеврита), однако посланник заявил Пушкиной, что его сын «умирает из-за неё», поэтому, исходя из фабулы голландца, молодого человека следовало спасать. И чтобы это сделать, замужней даме надлежало… «изменить своему долгу».

Вмешательство посланника не было случайным. Как мы помним, он всегда появлялся в самые трудные моменты жизни «сынка» – в те самые моменты, когда вопрос можно было уладить уговорами, обещаниями, посулами, деньгами и даже угрозами. Всё это указывает лишь на одно: незадолго до этого между Дантесом и Натали произошло окончательное объяснение, точкой в котором, надо думать, стало слово «нет». Потому-то поведение посланника возмутило Наталью Николаевну до глубины души. Мало того, что посторонний человек вмешивался в личную жизнь замужней женщины, так ещё и открыто склонял её к супружеской измене! Было ещё одно: Геккерен-старший, которого знали при дворе, был чуть ли не вдвое старше Натали, и грязное предложение сильно напугало Пушкину. Она оказалась оскорблена и испугана одновременно. Женщине вдруг со всей ясностью стало понятно, в какой ловушке она оказалась. Ведь рассказать всё мужу значило бы изначально сознаться в измене, которую та не совершала! Геккерены загнали бедняжку в почти безвыходное положение. В шахматах это называется пат. Будучи опытным «шахматистом», Геккерен-старший не желал ограничиться патом: его устраивала только победа. Мат!

Наивная Натали! Она ни о чём не догадывалась. Откуда ей было знать, что произошедшее – искусно подстроенная западня…

Александр Карамзин – брату Андрею, 13 марта 1837 года:

«…Дантес был пустым мальчишкой, когда приехал сюда, забавный тем, что отсутствие образования сочеталось в нем с природным умом, а в общем – совершенным ничтожеством как в нравственном, так и в умственном отношении. Если бы он таким и оставался, он был бы добрым малым, и больше ничего; я бы не краснел, как краснею теперь, оттого, что был с ним в дружбе, – но его усыновил Геккерен, по причинам, до сих пор еще совершенно неизвестным обществу (которое мстит за это, строя предположения). Геккерен, будучи умным человеком и утонченнейшим развратником, какие только бывали под солнцем, без труда овладел совершенно умом и душой Дантеса, у которого первого было много меньше, нежели у Геккерена, а второй не было, может быть, и вовсе. Эти два человека, не знаю, с какими дьявольскими намерениями, стали преследовать госпожу Пушкину с таким упорством и настойчивостью, что, пользуясь недалекостью ума этой женщины и ужасной глупостью ее сестры Екатерины, в один год достигли того, что почти свели ее с ума и повредили ее репутации во всеобщем мнении. Дантес в то время был болен грудью и худел на глазах. Старик Геккерен сказал госпоже Пушкиной, что он умирает из-за нее, заклинал ее спасти его сына, потом стал грозить местью; два дня спустя появились анонимные письма. (Если Геккерен – автор этих писем, то это с его стороны была бы жестокая и непонятная нелепость, тем не менее люди, которые должны об этом кое-что знать, говорят, что теперь почти доказано, что это именно он!)» [37].