Нет, не буду ему ничего говорить. Уеду. Навсегда.

Верхние места в поезде пустовали. Совсем недавно, когда Эстония была еще советской республикой, между столицами курсировали три, всегда переполненных, поезда. Во время «перестройки» отменили сначала самый медленный и дешевый поезд, который шёл через Печоры. Затем один из двух поездов через Нарву. Билеты подорожали. Поток пассажиров превратился в хилый ручеек. Внезапно распахнулись ранее наглухо заколоченные двери в Европу. Поток хлынул туда. На Москву остался только фирменный поезд «Эстония».

Ездили теперь в основном, бизнесмены. И строители. Из Эстонии на заработки в Россию. Эстонцы ценились в России так же высоко, как финны.

Состав вздрогнул, перрон медленно поплыл назад. Зная, что сейчас появится проводница и попросит загранпаспорт, я достала из сумки небольшую «походную» сумочку, которая всегда лежала у меня дома наготове. И что же? Первым делом наткнулась в ней на пачку фотографий Стаса. Я уже и забыла, что положила их туда заранее, чтобы показать кузине, когда буду в Таллинне. Теперь я не стала бы брать их с собой. Зачем бередить душу. Впрочем, они мне тут же пригодились.

Мой попутчик, жгучий брюнет средних лет («копия – Будулай из сериала „Цыган“, – подумала я, – и на Карла Маркса тоже похож, такая же борода»), достал из потертой спортивной сумки бутылку «Столичной», копченую курицу в просаленной бумаге и два пластиковых стаканчика. Плеснув себе, и (не испросив разрешения) мне, водки, он сообщил, что возвращается с заработков из Сибири.

– Полгода дома не был. – Он кивнул в сторону бутылки: – Поехали!

Неприятности, подумала я, наблюдая за тем, как он одним махом опрокинул стаканчик и тут же налил себе следующий. Они меня ждут.

В дверях купе появилась деловитая проводница в синей униформе, забрала наши паспорта и билеты и пошла дальше.

– Вы замужем? – спросил «Маркс-Будулай». – Пейте же!

– А вы как думаете? – игнорируя предложение выпить, спросила я.

– Нет, – отрезал он.

– Почему? – удивилась я.

– Вы слишком красивая, – доверительно сообщил он, нагнувшись ко мне поближе.

Странный аргумент. А что, красивым – одна дорога – на панель? Да и льстит он…

– Кольца на руке нет, – продолжил свою мысль визави, поправил мне причёску (от неожиданности я оторопела), схватил меня за голую в этом смысле руку и неуклюже чмокнул ее.

– Но у меня есть друг! – воскликнула я, выдернув руку из его горячих крепких ладоней. – Очень ревнивый!

Ага. Ревнивый. Плевать Стас хотел на меня и на мою грядущую измену (интересно, с кем это).

– Он ничего не узнает, – заверил мой раскрасневшийся визави, расстёгивая воротник синей клетчатой рубашки.

– Зато буду знать я.

Эти слова так поразили «цыгана-Маркса», что он подался назад, откинулся на спинку сиденья, перебросил ногу на ногу, и изучающе уставился на меня.

Мгновенно, как картежник выкладывает на стол козырного туза, я извлекла из сумочки фотографии Стаса, сунула их под нос «Будулаю» и, с ничем не обоснованным (в свете последних событий) энтузиазмом, сказала:

– Вот он! Правда, красивый?

Под неутомимый стук колес я принялась взахлёб расписывать достоинства моего неверного друга, исподтишка наблюдая за попутчиком. Мои слова подействовали на Будулая, как холодный душ. Он продолжал хлестать водку и рвать на части копчёную курицу, не посягая больше на мои руки и кудри.

Я отвернулась к окну. Интересно, когда меня хватится Стас, – размышляла я, глядя на унылый пейзаж за окном.

Промелькнули скучные дома спальных районов, промелькнула останкинская телебашня. Мне вспомнилось давнишнее интервью с ее конструктором. Башня держится на множестве стальных тросов, протянутых внутри. Долгое время инженер-новатор по утрам первым делом подходил к окну, чтобы убедиться, что она все еще стоит. А что с ней может случиться. Стоит уже более тридцати лет, и стоять будет…