Рисуют небо серое.
«Утро светом цинка…»
Утро светом цинка
Напоило нас —
И твоя улыбка
Превратилась в фарс.
Паутины лучик
В пасмурном луче.
Паучок-попутчик
На твоем плече.
Что-то происходит
С миром и тобой:
Незаметно вроде
Стала ты другой.
А душа, как птица,
Рвется в небеса,
Чтобы напроситься
На твои глаза.
«В сырости, в слякоти русских провинций…»
В сырости, в слякоти русских провинций
прячут свою беспризорную грусть
тихие звезды – слепые провидцы,
жизнь затвердившие наизусть.
Влажные речи ночных насекомых,
Мокрой листвы нескончаемый бред…
Всё так немыслимо, всё так знакомо —
Словно живу здесь тысячу лет…
«Пожелай мне не много, но только с добром…»
Пожелай мне не много, но только с добром.
Вот уже и октябрь за промокшим окном.
И пора оглянуться прошедшему вслед,
И пора улыбнуться тому, чего нет…
Эта жизнь заблудилась на мертвом пути…
Где же мне для тебя Ариадну найти
И спасительной нити распутать клубок,
Под каблук не попав, как опавший листок.
Я живу осторожно – как будто во сне.
И стремительный мир улыбается мне.
А холодный октябрь за промокшим окном
Оставляет меня с беспощадным добром…
Танец
…Останется: два-три-четыре слова
в сопровожденье медленного танца,
её глаза…
и как я был неловок…
и как тревожно было прикасаться
к упругому – насквозь живому – телу,
захваченному зеркалами зала…
Всё замерло – и лишь она летела.
Но никуда она не улетала.
«Над чёрным серебром реки…»
Над чёрным серебром реки
сквозь ветра чуткие порывы
твои движения легки,
а губы странно молчаливы…
О чём ты думаешь, ответь,
И что в глазах твоих таится?
Сверкает звёзд сухая сеть,
И ни одной не видно птицы…
Но верю я, что всё пройдёт:
Тоска, растерянность, усталость.
Как эта ночь тебе идёт!..
И все слова – такая малость.
«Какая-то недобрая весна…»
Какая-то недобрая весна…
Как рыба, оглушённая веслом,
Плывёт над пустырями тишина,
Плывёт над позабывшимся селом.
А я сижу на сломанном крыльце
И обо всём мучительно сужу:
О вечности в сапфировом венце,
О мире, где себя не нахожу.
Смотрю в окна мерцающий зрачок
И отраженье тёмное ловлю,
А сверху кто-то – на звезды крючок —
Упрямо душу требует мою.
«Над головой померкла даль…»
Над головой померкла даль,
и эта ночь в тебе продлится!
Какая ранняя печаль
легла на призрачные лица…
Мы не воюем на войне,
не зарабатываем денег —
мы просто не нужны стране,
что нас метёт как жесткий веник.
Высоких здесь не ценят слов;
здесь люди чувствуют украдкой,
что мы опасны для основ
их делового распорядка.
Не могут, не хотят понять,
что жизнь – пронзительная тайна,
которой надо доверять,
хотя она дана случайно…
Что можно жить, дудя в дуду,
и не просить за это хлеба,
что можно гаснуть на лету,
в самом себе встречая небо.
«В провинции, где многого не видели…»
В провинции, где многого не видели,
Где нищета с бедою пополам,
Мы все немного бедные Овидии,
Не нужные ни людям, ни богам.
И что с того? Коль слово наше лепо
И горло веселит родная речь, —
Нам есть зачем коптить вот это небо,
Нам есть за что в сырую землю лечь.
Пусть годы злы, беспамятны и дики
Как варвары, штурмующие Понт, —
Но вслушайтесь в стремительные крики…
В них добрая поэзия живет!
«Вьется по ветру дымок…»
Вьется по ветру дымок.
У окна уснула кошка.
Рассыпается снежок,
Как вареная картошка.
Может быть,
Приснившись кошке,
Я шагаю по дорожке:
Вензеля собачьих лап
Опечатали ухаб.
Стог сугроба золотится.
Небо тонет в тишине.
Или это только снится
Зачарованному мне?!
«Музыка… В небе темно и ненастно…»
Музыка… В небе темно и ненастно.
Ясень сухой погремушкой трещит.
Осень умеет казаться несчастной —
Быль ворошит.
Музыка, музыка мчит отовсюду!
Темным и медным своим языком
Вечер бросает в душевную смуту
Хлестким дождем.
Музыка, музыка, музыка вьется,