– Какая-то ива, а тоже с загадками, – сказал я недовольно.

– А неуважительно ты к ивушке зря, – упрекнул меня дедушка, расстилая полиэтиленовые лоскуты на сухогорке, чтоб посидеть и передохнуть после пути. – У русского народа она всегда в чести была особой.

Дедушка сел, снял резиновые сапоги, и вытянул ноги в наслаждении.

– Первую радость весны кто в дом несёт? Верба.

– Так то верба, не ива же.

– Ива и есть.

Дедушка отпил из фляжки воды. Вода у нас в доме всегда родниковая. От того места, где мы сидели сейчас, родник находился не более чем в километре. Дедушка всегда ездит на родник на велосипеде и набирает воды надолго. Я с ним тоже езжу на своём велосипеде. А зимой мы на салазках родниковую воду привозим. Вот и теперь, ещё дома он залил во фляжку воду из этого родника.

– Верба, тала, лоза, ветла, ракита – это всё ивы.

– Как это? – не понимал я. – Верба есть верба, а ракита она ракита и есть.

– Как бы это тебе сказать,.. – задумался дедушка, – Вот ты кто? Человек. Я человек. Колька Соколов человек. Мишка с дядей Лёшей… Все вместе мы люди. А среди людей есть русские, узбеки, негры, японцы. Так и у растений. Это у них родом называется. Вот род ивы это и есть: ива, ветла, тала, лоза, верба, ракита…

– Красивое дерево, – продолжал дедушка. – А главное, где посадил, там и прижилось. Да как посадишь-то… черенок воткнул в землю, он и пророс. Раньше на безлесной стороне только она мужика-крестьянина и выручала. И дом из неё, и для скотины жилье, и плетни-заборы. Даже верёвки и обувь делали. Про лапти читал в книжках? Вот в эту лыковую обувь ива всю Россиюшку крестьянскую обувала.

Только проклюнутся из-под снега лужайки, ивушка первой в рост трогается. Под грохот ледохода да под первую теплынь выйдешь в иной год на речку, и за одну ночку волшебство такое! – стоят над водой то золотые, то серебряные шары и пьют, пьют солнце. Даром что вслух от наслаждения вздохнуть не умеют. Зато всё живое, на них любуясь, наслаждением и пользой запасается. Пчёлы в тех мохнатых золотистых шарах хлопочут истово, первые медовые дары от ивушки принимают. Да и всякая другая живность, теплом поднятая, к ней столоваться собирается…

Теперь вот куда ни шагни – везде больницы. А было: на сто вёрст захудалого фельдшера не сыщешь.

– Как же без врачей можно? – не поверил я.

– Да так вот, – пожал плечами дедушка. – Цена человеку была в базарный день грош ломаный. Ну одолела тебя хворь, кому печаль какая? Каждый заботился сам о себе. Вот тогда-то ивушка и выручала как лекарь. И жар снимала, и кровь останавливать гораздой оказалась, и нутряные хвори править. До чего страшна малярия, а ивушка и её выдворяла.

– Ничего себе, какой была ива!

– Почему была? Никуда её заслуги и теперь не делись, – засмеялся дедушка. – Аспирин знаешь?

– Ну да. Это лекарство такое?

– Оно… А откуда его добывают? Из ивы. Хромовые сапожки, туфельки щегольские народ носит. А как их получают из кожи? Дубят ивовой корой. Дубильные вещества ивы и болезни людские убивают.

– Вот это да! – удивился я. – Так ивушка-то она, ого-го с какой пользой для человека растёт!

– Ну ладно, внучок, давай приниматься за дело.

Дедушка вынул из рюкзака два секатора и один протянул мне:

– Вот как раз и секи прутья, которые голубым налетом покрылись. Они соком полны. Они гнуткие, что нам и надо при плетении корзинки.

Направляясь домой с вязанками хвороста, мы поднялись на самую вершину холма, с которого до этого спустились, где и шла наша дорога домой.

Дедушка сбросил груз и присел на хворост. Я сделал то же. Далеко внизу стоял дым, заслоняя ивовые заросли. Но теперь-то я уж знал, что это вовсе не дым. Да вот он, кстати, этот «дым», в наших с дедушкой вязанках хвороста. Мы на нём сидим, на этом дыму. Во, здорово!