Или кто-то их не изменил. А о подобном следует предупредить отряд. Мы за это путешествие уже потеряли восьмерых, хватит.

Маман совершенно неизящно развернулась, подняв стальной тушей волну, которая покачнула меня, и отправилась в обратную сторону, к казармам, через несколько ворот и укреплений.

Надо сказать, удар ядра в камень услышали караульные на ближайшей башне. Загорелась каштановая лампа, кто-то перегнулся через стену, крикнул:

– Что там у вас?!

Ритесса, кажется, ещё не обрела дар речи, так что я крикнул в ответ, надсаживая горло:

– Седьмую дочь прикончили!

– Ты шутишь, что ли? Или пьян?!

Второй раз орать через двор я не собирался. Пусть спустятся, да посмотрят, шучу я или пьян. Дери меня совы, а я мечтал о напёрстке кофе. Лучше бы действительно поискал что-нибудь на дне фляги Бальда.

На берег я выбрался в тот момент, когда росс подошёл к хозяйке. Он убедился, что с ней всё в порядке, направился к маленькому серому телу, хмуро глянув, как я натягиваю подштанники.

Не то что я не мог без них, но дама рано или поздно придёт в себя и заметит мою неподражаемую красоту. Вдруг её это не обрадует. Моим правилом было не печалить колдунов без нужды. К тому же эту я уже успел опечалить сегодня. Одного раза вполне достаточно.

Я взялся за штаны, но происходящее с телом седьмой дочери, мне настолько не понравилось, что их пришлось бросить и поднять с земли саблю. Когда Вампир была у меня в руках, появлялось ощущение некой защищённости.

Седьмая дочь расплывалась. Плоть текла, превращаясь в зловонную массу, из которой торчали кости.

– Плохо, – сказал я. – Что-то не так.

Ларченков рыкнул низко, вполне возможно это была насмешка, но его маленькие глазки не отрывались от остатков создания Ила. И тут, конечно, росс прав, лично я, покосившись на ритессу Рефрейр, упустил момент, когда из расползшейся плоти начал очень медленно расти витой, закрученный спиралью, ярко-алый конус, так похожий на рог.

Заорать я не успел. Ларченков грянул, точно сердитый гром. И гораздо громче, чем я:

– Муравьиный лев!!!

Солдаты, три человека, уже бегущие к нам, не собирались проверять, верно ли это утверждение. Если насчёт седьмой дочери они могли сомневаться, то муравьиный лев – штука серьёзная. Проще говоря, ну её вороне под хвост. Пусть кто-нибудь другой разбирается.

Они как по команде развернулись и бросились наутёк. Один был столь храбр, что отшвырнул ружье в сторону, явно предполагая, что это добавит ему скорости. Я не стал делать ставок и проверять, кто из них быстрее покинет замковый двор.

Мне, представьте себе, хотелось обогнать эту троицу по меньшей мере на десять корпусов. Стоило подумать о штанах, рубашке и ботинках, но времени одеваться совершенно не было. Даже наклоняться и подбирать их. Ларченков уже уводил госпожу, и я поспешил за ними.

Мы успели.

За стеной, в соседнем дворе, там, где располагались казармы, полыхнуло лиловым.

Восемь бледно-белых, подобных копьям лучей, так напомнивших мне прутья ограды вокруг фамильного особняка, беззвучно ударили в землю, и она мягко дрогнула.

Тревога уже будила гарнизон. Но горны пели неуверенно, осоловело. Люди ещё мало что понимали.

Мы стали подниматься на стену по внутренней лестнице за секунду до того, как опустилась решётка. Там был прямой коридор, а после спуск и выход во двор, где разместились «Соломенные плащи».

Ларченков шёл тяжелой поступью, держа отстёгнутый топор, колдунья торопилась за ним, на её бледном лице, когда она обернулась, хорошо была видна растерянность.

Примерно в этот момент муравьиный лев «отжил» своё, выполнил то, для чего его растили и пестовали – достроил портал.