И внутренне похолодел, потому что нападавших было гораздо больше, чем один. Шестеро в чёрных камзолах, широкополых шляпах, шелестящих плащах окружили загулявших учёных.

«Грабят!» – пронеслась в голове судорожная, липкая мысль. Стало страшно и дурно.

Двое стояли над поднявшим руки, скулившим Рево. Он валялся прямо в лошадином навозе и молил о том, чтобы его больше не били. Ещё двое вязали Танбаума. Грабителям сопротивлялся только Пноб. Массивный великан не собирался так просто расставаться с кошельком.

Одним быстрым движением он опрокинул нападавшего, и тот рухнул рядом с Калеви, давая рассмотреть плащ, сшитый из множества совиных перьев.

Вот что шелестело.

Перья. Не ткань.

Но… это же… Племя Гнезда.

Ботаник глянул на плащ ещё раз, решив, что зрение его подводит.

Нет. Совиные перья никуда не исчезли.

Страх и дурнота превратились в ледяной ужас. Он забыл о боли. Застыл, точно ящерица, и издал горлом звук тонкий и жалкий. Тем временем Пноб, который то ли не видел, то ли плевать хотел, кто ему противостоит, с яростным рёвом, ничуть не достойным учёного и доцента кафедры ботаники, схватил второго нападавшего за грудки, поднял над головой так, что у того слетела шляпа, а затем шмякнул о камни.

Это привлекло внимание остальных бандитов. Те, что стояли над Рево, переглянулись, извлекли из-под плащей короткие кривые клинки, шагнули к Пнобу. Один бросил пьяному другу Калеви:

– Встанешь или побежишь – прикончим.

Бросил сквозь зубы, с презрением, ничуть не сомневаясь, что тот не побежит.

– Проваливайте, пока целы, сосунки! – рыкнул Пноб, без страха, набычившись, глядя на приближавшихся.

Они не ответили, и двое их товарищей, закончив вязать узлы на руках Танбаума, выпрямились, собираясь присоединиться к драке. Тот преступник, что валялся рядом с ботаником, тихо застонал и пошевелился, сел, осторожно ощупывая голову, и хрустнул шеей.

Калеви через панику и ужас отметил странность – пространство перед «Берёзой» оставалось совершенно пустым. Никто не входил и не выходил. Вся улица опустела.

Пноб извлёк из кармана маленькие канцелярские ножницы. В его огромной руке они казались сущей насмешкой над тесаками нападавших. Великан махнул ножницами в сторону подходящих людей, и голова одного из грабителей скатилась с плеч, стукнувшись о камни.

Тело сделало ещё несколько шагов, прежде чем упасть.

Ботаник вытаращился, забыв дышать. Он никогда не видел ничего подобного. Такого, чтобы нечто незримое убивало человека.

Да что там. Он никогда не видел, чтобы убивали человека!

Пноб, который сейчас ничем не напоминал привычно весёлого добряка, снова поднял ножницы. Глаза холодно блеснули.

Тот, кого он ударил кулаком, теперь сидевший рядом с Калеви, быстро, суетливо сунул себе в рот что-то небольшое, и между губами у него полыхнуло лиловым.

Ботаник простонал. Всё не могло быть настолько плохо.

Со всех сторон, не слышимая ушами, а лишь разумом, грянула задорная музыка: насмешливые дудки, пошлая скрипка и совершенно неуместный клавесин. Тело Пноба изогнулось в болезненном первом па. Башмаки отстучали залихватскую дробь по мостовой, словно плавную чакону решил сплясать какой-то сумасшедший.

Раздался щелчок. Громкий и неприятный. Сломанные пальцы от беззвучной музыки разжались, роняя ножницы под ноги. А после великан подлетел вверх, где-то на фут, и завис над землёй, словно некто приколол его булавкой к воздуху. Лицо нового начальника Калеви исказилось от боли.

Хрустнуло!

Локти и колени несчастного вывернулись в обратную сторону. Ботаник зажмурился, не желая видеть, и слушая все тот же страшный, ужасающий треск чужих костей. Он стих вместе с музыкой, а затем на голову Калеви, который так и не раскрыл глаз, надели мешок, едко воняющий мышиным помётом…