Вот, например, Плужин. Он недавно стал расти вверх и очень меняться. Раньше он иногда приходил к нам во двор со своей таксой, и мы вместе гуляли. Мне даже казалось, что я ему нравлюсь. Он посылал мне всякие картинки «ВКонтакте» – это было счастливое время, у меня был старый Вовин телефон, в котором был Интернет, и я могла общаться со всеми друзьями. Однажды Плужин пришел на спектакль со своей младшей сестрой, где я играла. И потом тоже посылал мне большие пальцы и мишек с сердечками. Кто бы мог подумать, что именно Плужин будет сейчас доводить меня и смеяться над моим ботинком.

Я в нерешительности стояла в гардеробе. Уйти? Остаться? Как уйти? Если уходить, то прямо сейчас. Пальто у меня серое, скромное, это важно, в нем легче незаметно проскользнуть мимо охранницы вместе с пяти- и шестиклассниками, у которых уже закончились уроки. Старших она всех останавливает и спрашивает, куда они, собственно, идут. Ни одного не пропустила. Вот только что на моих глазах остановила двух высоких парней. Остановит меня – начнется всеобщее веселье. Уж охранница точно разглядит мои ботинки и начнет привязываться.

Я увидела в углу валяющиеся черные балетки, старые, поношенные. Вряд ли их выбросили. Кто-то принес на дополнительные занятия и потерял. Не слишком раздумывая, я быстро взяла эти балетки. Через урок верну их обратно, на это же место. Всё равно все дополнительные – вечером. Это же не воровство? Думаю, что нет.

Врач сказал никогда не менять ботинки, я и на улице, и в школе должна в них ходить, у меня пока всего одна пара, внесезонная, а мне заказали еще одну, летнюю, которую я буду носить и дома. А пока, приходя домой, я три дня уже как тщательно мою подошву и снова надеваю эти проклятые ботинки, из-за которых у меня теперь жизни в школе не будет. Интересно, а зимой как? Не хочу даже думать пока про зиму. Но ведь сплю я без ботинок? Значит, их все-таки можно снимать. Врач сказал: «Если будешь снимать – всё!» Что – всё? Я так поняла, что моя маленькая нога расти не будет, а будет расти только большая, и разница между ними станет всё больше и больше. Но за сорок пять минут ничего не изменится, можно просто представить, что я сплю.

Балетки пришлись мне впору, легко налезли. Свои ботинки я сунула в какой-то полупустой мешок и повесила на крючок. Всё, теперь пусть Плужин и Сомов попробуют мне что-то сказать.

Перемена закончилась быстрее, чем я рассчитывала. Пока я раздумывала, шла по лестнице вниз, разговаривала с учителем ОБЖ, меняла ботинки на чьи-то балетки, пятнадцать минут и пролетели. Звонок зазвенел, когда я была между первым и вторым этажом. Я попробовала припуститься бегом, но то ли балетки были слишком маленькие, то ли я так привыкла к новому тяжелому ботинку, то ли у меня вообще что-то ужасное произошло с ногами, но полететь наверх я не смогла.

Таисья недавно рассказывала нам о том, что есть такие школы, за границей и в Москве тоже, где и звонков не бывает, и ты можешь ходить в школу в чем хочешь, в любом виде, кроме голого, и на уроке можно спать или заниматься своими делами, если тебе не интересно.

Таисья рассказывала это с возмущением и назиданием, но чем больше она говорила, тем мне было непонятнее – что же ее так возмущает? А главное, зачем она это рассказывает нам, потому что любой согласился бы учиться в такой школе, где на уроке можно лечь на пол, начать рисовать прямо на полу или на стене или взять и выйти в коридор, если ты считаешь, что тебе неинтересно, какие именно обезьяны живут в Конго – с длинными хвостами или совершенно бесхвостые, и когда они потеряли эти хвосты – не тогда же ведь, когда и мы?