Я стоял, оглушенный сладкой смесью запахов, и в этот момент мне показалось, что и бегство из Тачанска, и все годы жизни в столице, и путь назад, и цель путешествия вели меня к этому сумасшедшему мгновению. Как будто внутренние часы, всегда совпадавшие с внешним хронометром, пошли в десять раз медленнее, и стремительно несущийся мир распался на сотни отдельных, сменяющих друг друга кадров, которые только сейчас я смог разглядеть. Разглядеть старую скамейку с паучками, забившимися в трещины, яблоневые соцветия, стыдливо открывшие миру бледные пестики, остов разбитой машины во дворе, бабушку, развешивающую на веревках мокрые скатерти.
– Андрюша! – я поднял голову. Из окна выглядывала моя мать. – Что ж ты стоишь? Я тебя целый день жду!
– Иду, мама, – я кивнул головой и зашел в подъезд.
В подъезде пахло плесенью, хлоркой и застарелой мочой. О, родной подъезд! Сколько портвейна было выпито здесь, сколько песен спето, сколько сказано таких важных тогда слов. На стене второго этажа я увидел посеревшую, выцарапанную пивной крышкой надпись «Льется песня».
Мы с Виталиком сидели после уроков в пионерской комнате. Виталик только что спел свою новую песню и что-то меланхолично наигрывал на гитаре. Я стучал палочками по ободу пионерского барабана. На полированных стеллажах у стены валялись ставшие ненужными горны и знамена. Шел 1992 год.
– Слушай, Птица. А не сколотить ли нам джаз-банду?
– Тебе, Андрюх, слон на ухо наступил.
– Ну и что. Димон из «б» на гитаре неплохо шпарит, я слышал. Барабанщика найдем. А я могу… Во! Директором.
– Концерты устраивать?
– Ну да.
– Клево, валяй, – вяло сказал Виталик. – Но для группы это не самое главное. Самое главное – название.
– Да, это дело тонкое. Идеи есть?
– А что запариваться? Давай возьмем первую попавшуюся книгу, откроем наобум и ткнем в первое попавшееся слово.
– И это будет название?
– Ну.
– А вдруг это будет слово «похер»? Так и назовем группу?
– А что, зашибись. «Выступает группа "Похер"!». Зато лажать не страшно.
– Или наоборот: попадется «трансмиссия»?
– Тоже неплохо. Не просто миссия, а ТРАНС-миссия.
– Есть книги с собой?
Птица открыл свой рюкзак.
– Так, химия, физика, литература, дневник… Может, на полках что есть?
На полках, под слоем пыли, рядком стояли тома В.И. Ленина. Рядом валялась груда методичек, которую венчала какая-то толстая книга. Я взял ее в руки.
– Леонид Леонов, «Русский лес». Что за хрен с горы?
– Не знаю. Русский лес… Тоже название.
– Ну что, будем?
– Давай.
Я распахнул книгу где-то в середине, покрутил в воздухе указательным пальцем и ткнул им в страницу. Затем, не убирая пальца, подошел к Виталику.
– Льется песня…
– …на просто-о-о-ре, по краса-а-а-вице земле, – дурашливо громко запел Птица, взяв какой-то безумный аккорд. А потом опустил руку на гриф, заставив гитару смолкнуть, и в наступившей тишине произнес:
– Говно.
– Как и ожидалось. Ну ладно, подумаем еще.
– Кто тут у нас распелся посредине урока? – в пионерскую заглянула завуч. – Ну-ка быстро пошли отсюда.
Мама уже на пороге засуетилась, предлагая тапки, вымыть руки, звала на кухню, подбегала к окну, переживая, как бы дворовое хулиганье не поцарапало «джип», зажигала плиту, подогревая домашние «котлетки» и резала сомнительного вида вареную колбасу. Приготовленного ею ужина хватило бы на пятерых. Мне оставалось только вяло отбиваться от предложений «поесть еще этого салатика», слушать подробные рассказы о неуродившихся помидорах и тяжелой борьбе с проклятым маком, невесть откуда появляющимся на грядках каждый год.
– Ну ма, я сам возьму, что мне надо.
– А ты не знаешь, какой у меня вкусный холодец. Маша, соседка, так сама до него не своя. Как в гости приходит, сразу холодец спрашивает. Вот и тебе надо попробовать.