– Конечно, конечно, – поспешно заверила стюардесса, проскальзывая мимо Мамуки и Мцыри в тамбур. – И французское шампанское есть… И вино…
В противоположных дверях салона появился усатый, широкоплечий человек в форме летчика гражданской авиации.
– Мамука Вахтангович! – воскликнул он. – Здравствуйте! Ну, что же вы!
– А-а-а-а! – лицо Багратиони расплылось в улыбке. – Вах, вах, вах! Гамарджобад! Сережа, дарагой! – он, широко раскинув руки, сделал шаг навстречу летчику и чуть не упал на ковровую дорожку самолета, оступившись с чемодана. – О, дьявол, задери меня, козел! Опять про этот чертов чемодан забыл, вах!
– Здравствуйте, Мамука Вахтангович! – воскликнул летчик, по-дружески, но с почтением заключая Мамуку в объятия. – Вы бы еще нас в воздухе развернули, – с укором добавил он.
– Здравствуй, дарагой! – Мамука, оказавшись у летчика где-то под мышками, замолотил его по спине, обнимая. – Не сердись, дарагой! Не ругайся, слушай, биджё! Не ругайся на Мамуку, вах! Очень мне захотелось с тобой снова полетать!
– Уж так уж и со мной: – усмехнулся летчик в усы.
– Вах! Конечно с тобой, дарагой! – рассмеялся Мамука Багратиони и, высвободившись из объятий, впервые окинул взглядом салон бизнес-класса. – Ну и еще с одним хорошим человеком, вах! – воскликнул он, встретившись взглядом с Вероникой, сидевшей через два ряда от него.
– Здрасьте, – кивнула она. – Очень рада вас видеть. Вы меня здорово выручили с этим рейсом… Извините, что встать не могу, – добавила она. – Велели ремни пока не взлетим не расстегивать!
– Ничего, гога! Вах! Ничего, Вероника моя дорогая! – просиял Мамука. – Не надо ничего расстегивать! Сиди себе! Я сам сейчас на свое место присяду!
– Хорошо бы, Мамука Вахтангович, – нервничая, проговорил летчик. – Мы уже двадцать минут лишних взлетную полосу задерживаем… Диспетчер наш борт на все лады по радио чуть ли не матом кроет! Присаживайтесь. Ваши шесть кресел в начале салона всегда свободны.
Мамука встрепенулся.
– Подожди Сережа! Подожди дарагой! – он схватил летчика за руку. – Я сейчас тебя с такой девушкой познакомлю! Вероника зовут. Вах, Сережа, какая девушка! Ты представляешь, биджё!? – он потянул несмело сопротивляющегося летчика к креслу Хомки. – Вероника – это Сережа, мой старый друг! Командир экипажа! Самый главный на этом самолете! Даже главнее меня – Мамуки Багратиони, потому, что у него штурвал есть! – он показал какой у командира экипажа есть штурвал. – Вот такой, вах!
– Да мы уже познакомились, Мамука Вахтангович! – запротестовал летчик, виновато и смущенно глядя на остальных пассажиров салона. Мы с ней договор фрахта подписывали два часа назад с вашего согласия! А сейчас, Мамука Вахтангович, отпустите меня и давайте, наконец, взлетать ради бога, а то меня после сегодняшнего случая к Домодедовской полосе ниже пятого эшелона не подпустят!
– Отпустите его, Мамука, – попросила Хомка.
– Хорошо, гога! – послушно согласился Багратиони. – Уже взлетаем! – он хлопнул в ладоши и кивнул своей свите, продолжающей толпится в тамбуре. – Все по местам! И я тоже по местам! – он задорно подмигнул Хомке и повернулся к командиру экипажа. – Давай, Сережа, делай свое дело, биджё! Вах! А когда взлетим, приходи ко мне! По стаканчику наа-а-астоящего грузинского вина выпьем!
– Маму-у-ука Вахта-а-а-ангович, – осуждающе протянул летчик. – Пассажиры ведь слышат! Еще подумают, что…
– Вах, вах, вах! – воскликнул Багратиони и обратился ко всему салону. – Дорогие мои пассажиры, – он обернулся кругом, подняв вверх руки так, чтобы все его видели. – Мамука Багратиони берет свои слова обратно! Сережа Золотухин, мой хороший друг и командир моего самолета в воздухе настоящее грузинское вино не пьет! Пьет он настоящее грузинское вино на земле, когда самолет приземляется. А в воздухе он его так… – Багратиони легкомысленно махнул ладонью. – Только нюхает! Ничего страшного, ведь, правда, вах?