Все обезболивающие вызывают запор. Марджи будто предугадала твой вопрос. Она в кабинке, наливает воду в ванну. Я потом дам тебе слабительное.

Пока Марджи наполняет ванну, ты чистишь зубы. Выплевываешь синюю пену в раковину и смываешь ее. Смотришь на себя в зеркало. Интересно, кто-нибудь в четырнадцать лет и девять месяцев чувствовал себя таким старым?

Марджи выходит из кабинки розовая от пара.

Вы верите в реинкарнацию? – спрашиваешь ты.

О, да ты у нас по большим вопросам, причем с ходу. Если честно, я никогда толком об этом не думала.

А как вы считаете, если бы вы перевоплощались, лицо оставалось бы тем же самым?

Господи, надеюсь, что нет. Теперь Марджи смотрит на себя в зеркало и обеими руками приподнимает подбородок. Стало быть, ты веришь?

Точно не знаю.

А можно знать точно?

Ты пожимаешь плечами.

Если ты возвращаешься собакой или тараканом, разве это не связано с тем, каким ты был в последней жизни, с твоей кармой? Марджи проверяет воду.

Сколько, вы сказали, я уже здесь?

Тебя привезли в понедельник, сегодня среда.

Ты ничего не помнишь про вторник, кроме короткого разговора с Марджи.

Вы говорили, меня ввели в общий наркоз. А назначали еще что-нибудь? Чтобы я забыла?

Когда ты поступила, я дежурила. Тебе дали общий наркоз, чтобы обследовать рану. Скорее всего, легкая амнезия, обычная история. Не исключено, провал в памяти возник вследствие шока.

Так бывает?

Так может быть, для защиты от воспоминаний, с которыми не справляешься.

Марджи освобождает твою руку, потом помогает снять больничный халат и покрывает повязку на плече пищевой пленкой.

Скоро все вернется, я уверена. Но не все сразу.

А если я не хочу вспоминать?

Иногда, наверно, лучше забыть. Марджи толчком открывает дверь в кабинку. Полагаю, моя помощь тебе здесь не понадобится?

Не-а.

Ладно. Не плескайся. Плечо мочить нельзя.

Да, сестра Марджи. И ты закрываешь за собой дверь.


Пока тебя окутывает пар, ты крепко держишься за поручни. От тебя воняет. Бедной Марджи Шапиро пришлось стоять рядом. Ты заходишь в воду и расслабляешься. Закрыв глаза, прилаживаешься спиной к изгибу ванны.

Солнце скатывается с неба.

Чувство страха.

5

Гималаи, год неизвестен

Утром Мида вытаскивает тебя из кровати. Нетерпение на ее лице напоминает тебе, какой сегодня день. Потому что во сне ты пыталась забыть.

Она тянет одеяло.

Не трогай меня! – кричишь ты, прижавшись спиной к стенке и зажав одеяло коленями. Если я не встану на пол, день не сможет начаться.

Не будь ребенком. Мида хватает тебя за щиколотки и тащит с кровати. Ты пытаешься ударить ее. Прямо смешно. Она идет к двери и вталкивает тяжелое корыто.

Что ты там делаешь?

Собираюсь тебя помыть. Перед свадьбой надо сделать из тебя приличную девочку.

Я не ребенок.

А мне кажется, все-таки ребенок. Мида встает над тобой, уперев руки в боки.

Ты срываешь с себя ночную рубашку и бросаешь ее в угол.

Что с тобой? – спрашивает Мида.

А ты как думаешь?

Это должно было случиться, Птаха. Скоро явятся гости, я не могу вывести тебя голой.

Ты залезаешь в корыто, прикрывая грудь руками. Стараясь в нем поместиться, прижимаешь колени к груди.

Может, я приму обет, говоришь ты. Стану монахиней. И не надо будет выходить замуж.

Зачерпывая воду и поливая тебе голову, Мида фыркает. Да монахини дохнут там от голода.

Неправда.

Птаха, всем известно, монахи кормят только тех, с кем хотят спать.

Ты пытаешься не слушать Миду. Она якобы знает о мире все. Но, согласившись выйти за Чоу, она вряд ли видела хоть что-то за пределами его участка.

Поле в окне теперь, после того как отец спьяну собирал урожай, похоже на беспорядочное лоскутное одеяло.