– Ловлю на слове.

– Зачем «ловить»? Не надо! Я – хозяин своего слова. Однако, – Тушин притворно вздохнул и попытался выразить на лице сожаление, – тяжело расставаться с опытными кадрами. Профессионала не встретишь на каждом шагу. Молодежь нынче, сам знаешь, какая.

– Молодежь, как молодежь, – заметил Алексеев и добавил. – Горяча… иногда не в меру, но это же хорошо. Все мы когда-то слыли максималистами.

Тушин кивнул.

– Да, были. Но мы чтили старших. Эти же… Для них нет авторитетов. Вчера один из молодых, но ранних, знаешь, заспорил со мной… Знаешь, кто? Стажер! Всего-то полгода работает. Чернила в дипломе не просохли, а уже мнение свое имеет. Смело высказывается. Не боится… Даже меня, прокурора области. Не понимает: стоит мне мизинчиком давануть и мокрого места от клопа не останется.

Алексеев пытается в ответ подобрать слова, не ранящие сердце прокурора.

– Ну… Сетования по адресу молодых не новы. Это наше, стариковское. Хлебом не корми, а дай поворчать…

– Это ты про себя, что ли?

– Естественно. А про кого же еще-то?

– Ладно… Свободен… И периодически докладывай. Ясно?

Алексеев согласно кивнул.

– Буду докладывать, – сказал он и вышел из кабинета.

Веселуха

В ночном клубе, что на улице Малышева, шумно и людно. Это понятно: пятница и впереди два выходных. Молодежь оттягивается по полной программе. Многие девчонки и мальчишки, если приглядеться, уже под кайфом: в глазах их сумасшедшинка. Прыгают неустанно (это у них танцы такие), как горные козлы и козлушки.

К столику, что неподалеку от барной стойки, вернулась после поскакушек обалдевшая юная парочка – Мишаня (по паспорту – Михаил) и его свежая совсем подружка Лана (по паспорту – Светлана), студентка политехнического университета.

Усевшись, Мишаня потянулся к бутылке с армянским коньяком, наполнил рюмки – себе и подружке.

– Ник, тебе плеснуть?

Вопрос адресуется третьему за столиком, Нику (по паспорту Николаю). Он сидит, уставившись в одну точку, и давно уже молчит. Ему, в отличие от молодой парочки, совсем не весело. Может, возраст сказывается (на червонец точно старше). Может, с любимой женой полаялся (если женат, понятно) и теперь тоскует. Может, какая-то третья причина, неведомая другим.

Подошла миниатюрная брюнеточка, кивнула, как старой знакомой, Лане и бочком прильнула к Нику, выказывая свое расположение и желание познакомиться.

Мишаня хохотнул.

– Давай-давай… Попробуй растормошить битюга колхозного. А то весь вечер сидит и только рюмки опоражнивает.

Брюнеточка погладила по начавшей лысеть голове и попыталась обнять Ника за шею. Ник откачнулся.

– Сдурела, сука?! Чего льнешь к женатику, а?

Лана осуждающе качнула головой.

– Зачем так грубо?.. На лбу у тебя не написано… Девчонка хочет общения, мужского внимания. А ты…

– Зато я не хочу… ничего! – рявкнул Ник. Налил в рюмку коньяка и залпом выпил.

– Может, угостишь? – сказала брюнеточка и озорно взвихрила свои роскошные волосы. – Или не джентльмен?

– А, пошла ты!..

– Ну, извини, – сказала девушка и пошла в глубь зала, к своему столику.

Мишаня попытался успокоить Ника.

– Не злись, кореш, а? Гляди, как кругом круто? И девок – на любой вкус. Чего ты, в самом деле, бычишься?

– Есть причина, – буркнул Ник, налил рюмку и вновь выпил.

– Интересно, какая? – спросил весело Мишаня. – Баба по утрянке отказала, да? – он хохотнул.

– Не тронь мою жену, ясно?

– Хорошо, не буду… Может, шеф на хвост наступил?

– Не наступил, но… Зло берет… Ему – всё. А мне?.. А нары одинаково давили…

– Завидуешь? – Мишаня опять хохотнул. – Каждому свое…

Лана решила поддержать дружка. Она назидательно сказала:

– Судьбы у всех разные, а завидовать – большой грех.