8.42. 59 км. Вдруг двигатель зачихал и начал проваливаться. Эти провалы, точнее, пока еще кратковременные перебои он ощущал словно удары в солнечное сплетение. Когда движок замолкал, его почти выворачивало. Словно это у него сердце после бешенной гонки вдруг замирало на 3-4 секунды.
8.43. 60 км. Вдали начал расти (медленно, уже медленно!) начал расти щит… И наконец-то он различил: «До поста ГАИ 500 м».
«Ну, вроде пронесло!» – вздохнул он с облегчением. Хотя, еще не представлял, чем ему может помочь этот самый ГАИ. Бензина не дадут. А если и дадут, то устроят канитель минут на десять. И тогда всё! Тогда вместо восьмидесяти километров будет шестьдесят. А этого явно мало!
8.44. 60 км. Мотор уже заглох, и машина катилась по инерции по пологому уклону.
И тут он разглядел, что рядом с будкой на обочине стоит пустая машина с мигалкой. Внутри никого не было.
«Господи, помоги насчет ключа, помоги!» – взмолился он.
И бесшумно, так что из будки его никто не заметил, подкатился. И без скрипа затормозил ручником.
Ключ был на месте.
Завелась мгновенно, задние колеса секунды полторы с истошным визгом пробуксовали, и зверь-машина начала с ходу набирать свои двести двадцать, свирепо вдавливая его в кресло.
Что там было за спиной, уже не имело ни смысла, ни интереса.
8.48. 74 км. На хвосте сидели крепко. И даже вроде бы помаленьку приближались. Это тоже не имело никакого смысла. Главное, полкилометра, которые были между ними, за шесть минут он не отдаст. Они гнались за казенным «мерсом», он – за жизнью.
8.50. 81 км. «Ну, вот и всё, уже начал запас наматывать. Восьмидесяти должно хватить, – подумал с радостью. – Еще четыре минуты».
Те, сзади, были метрах в трехстах. Всё шло просто отлично!
8.52. 88 км. Завывая и мигая всеми своими огнями, гаишники были уже метрах в ста. Начали вопить в динамик: «Остановись, стрелять будем!»
8.53.30. 92 км. Он затормозил, резко, рискуя закувыркаться. Машина еще метров пятьдесят со страшным визгом скребла асфальт.
Не дожидаясь полной остановки, выскочил и рванул к противоположному кювету, отмечая боковым зрением, что преследователей пронесло метров на сорок дальше.
Бросился ничком в канаву, закрыв руками голову, – головой от Москвы, которая через несколько секунд превратится в гигантское смертоносное облако.
Выскочил на крыльцо и, пытаясь на бегу попасть в левый рукав телогрейки, бросился к сараю. Тут же вернулся с лопатой и рядом с клумбой начал ожесточенно копать яму, поминутно посматривая в небеса со страхом, с ужасом. Через четверть часа было по пояс. Опершись о край руками, выскочил. И начал штыком лопаты срубать цветы, под корень. Потом сгреб всё в яму и закопал, на что ушло еще пять минут. В последний раз посмотрел на небо, уже равнодушно. Посмотрел, чтобы уже больше никогда туда не смотреть. Закурил и сел на третью ступеньку крыльца. Было десять минут третьего.
Он остановился. Нагнулся. Развязал шнурок на левом ботинке. Вновь завязал его – другим способом. Выпрямился. В семи метрах перед ним в асфальт ударила двадцатикилограммовая ледяная глыба. На часах было ровно 00:00:00.
Спустился на лифте, открыл почтовый ящик. Было три часа дня. Ящик был пуст.
«Только без паники, без паники… – начал он уговаривать сам себя, – без паники!»
Услышав, что лифт пошел наверх, кинулся по лестнице обратно, на пятый.
Главное, обогнать лифт, тогда еще можно на что-то надеяться.
Кабина дернулась, и этажом ниже начали раскрываться двери, когда он уже два раза повернул ключ.
Теперь попить воды и думать!
Понятно, что ему из подъезда уже не выйти. Пуля или нож – какая разница. Не дадут выйти. Будут пасти и днем, и ночью, и утром и вечером, сменяя друг друга. И день, и неделю, и месяц. Сколько надо будет, столько и будут.