Первый запрос, с которым он шёл к психологу, был банален и прост. Это именно тот вопрос, с которым люди победнее приходят в алкомаркеты, а люди побогаче за стойку бара – «разрыв отношений». Такое вообще-то сложно разыграть, все таки тянет на целую драму, а у него с Лизой давние прочные отношения, они уже вместе семь лет, быт устойчив и постоянен, как Колизей, тишь да гладь, да божья благодать. Трагедию из этих отношений вообще невозможно вынести. Даже вначале не было никакой интриги, он никогда не боялся или не был не уверен в себе, он с самого начал знал, что эта девушка ему по зубам и кошельку. Но наверное не жил ещё человек, которому не насрали в душу, отказав во взаимности.

Ему не хотелось вспоминать, но, как сказала Лиза, а её невозможно ослушаться, что для дела надо, можно и потерпеть. Кирилл Сафронов вспомнил Кису, точнее её звали Ксюшей, но в семье называли Кисой и он так называл, как только услышал это обращение, потому что оно очень ей шло. Ксюша говорила, что это всё от увлечения её матери творчеством Куприна, потому что дочь писателя звали точно так же и домашнее прозвище было такое же, она даже потом сделала его своим сценическим псевдонимом – Kissa Kouprine. Все рядом с ней было какое-то невероятное, каждое слово и жест, окружение, слова, даже то, как она поводила плечами, когда не хотела говорить.

Это после отношений с ней, напоминающих эмоциональные качели, его сильно укачало, так, что он не мог оправиться три года, два из которых провёл с Лизой словно наркозависимый в постоянной ломке. «Да уж, накачался на жизнь вперёд», – пробубнил он под нос, вышагивая по широким тротуаром Тверской. Он это все забросил куда-то подальше в себя, и в редкие теперь моменты, когда что-то смутно мерещилось в улицах и освещении мест, где он проводил с ней время, старался поскорее сморгнуть эту пямять, чтобы только не стало опять, как тогда. Сейчас время увело, кажется, само собой на безопасное расстояние, на другой берег, откуда можно безопасно смотреть, может даже любоваться, может даже увидеть что-то такое, чего раньше было не разглядеть.

Кирилл постарался вспомнить в мелких деталях последнюю встречу с ней, чтобы как это принято в театре, успеть накидаться до представления, чтобы настроение не подвело.

Накануне они поссорились в очередной раз, ссоры были частыми и почти никогда не имели существенно повода. Она позвонила вечером и сухим голосом сказала, что ждёт его в их обычном месте на углу Солянки и Забелина. Там уже сменилось с десяток кафе, но он до сих пор выбирает обход, чтобы не видеть это место, бывшее «их местом» с самого начала. Он купил цветы, очень точно помнит, как нервничал, когда выбирал, этот недежурный букет, он все своё отношение к ней и её исключительность пытался вложить в эти сраные цветы. Лизе он всегда заказывал доставку, просто выбирал по цене, которая соответствовала случаю, почти всегда розы и хризантемы, потому что первые пахнут хорошо, а вторые стоят долго, хоть и воняют, если забыть поменять воду.

Кирилл вздохнул, в горле собирался ком, видимо от мороси, которая с октября по март собирается вблизи дорог и незаметно забирается под куртку, забивает глаза и нос.

Ксюша уже сидела у окна в уединённом месте и курила, тогда ещё можно было курить в кафе сколько вздумается, зал условно делился на курящий и нет по наличию пепельницы на столике. Кирилла заставила бросить сигареты Лиза, спасибо ей конечно, у неё всегда все правильно, не даром говорят, что мужчина женатый, за счёт заботы и пригляда, живёт на несколько лет дольше такого же, но одинокого. Насколько счастливо и куда потратить излишки лет – вот вопрос, но счастьемеры несовершенны, а цифры на кладбищенском памятнике да. Ему до сих пор снятся сигареты и он курит их во сне, спасибо снам. Наверняка, это все благодаря соседу, который иногда ночью и по утрам пыхтит в окно снизу его спальни, ему долетает запах табака и во сне он уже сам выбивает сигарету из мягкой пачки кэмела, чиркает спичкой с синей головкой по бумажному коробку и затягивается. От этого воспоминания последнего сна сильно захотелось покурить.