Прежде я говорил на так называемом «матерном языке», легко находя понимание и сочувствие в среде своих знакомых. Теперь же, под влиянием читаемой литературы и сознательного отказа от использования мата как в письме, так и в речи, я был ошеломлен тем, что мои друзья и знакомые перестали меня понимать и начали уклоняться от последовательных и осмысленных дискуссий. Более того, некоторые из них высказывали предположение, что у меня поехала крыша и пророчили мне попадание в дурдом в ближайшей перспективе. Их пророчество сбылось. К концу 2008 я вновь играл в старкрафт, курил, выпивал, болтал о работе и развлечениях. Две недели в дурдоме вернули мне разум, установив мир и порядок в моем уме. Гарантом этого мира выступал тройственный священный союз: страсть к видеоиграм, страсть к женщинам и необходимость работать. Однако, помня о том, что этот союз был установлен с помощью внешней интервенции после того, как внутренняя революция продемонстрировала полную несостоятельность власти составляющих его психических элементов, страсть к познанию, не собираясь сдаваться, ушла в подполье и направила уцелевшие силы на самоорганизацию. В сущности, этой страсти удалось сохранить дневник, поддерживая интерес к чтению настолько, чтобы за два с половиной года я смог прочесть главные произведения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Тургенева, Достоевского и некоторых других, менее известных столпов русского языка. Параллельно эта страсть набирала силу, используя обучение в институте для укрепления своих позиций.

Таким образом, написав в апреле 2011 года свой первый рассказ, я столкнулся с дилеммой, на одной стороне которой стояла возможность повторного попадания в дурдом из-за очередного прихода к власти страсти к познанию; тогда как с другой стороны, я вынужден был обманывать самого себя и разыгрывать пошлую комедию, прикидываясь дурачком и преследуя десять тысяч целей, не имевших прямого отношения к структурной иерархии моих убеждений, стремлений и ценностей.

Дилемма эта разрешилась тем, что страсть к компьютерным играм – включая игру в покер, которая на тот момент была единственным источником моих доходов – вновь была объявлена вне закона; образ жизни последних двух лет и личная история, зафиксированная в дневниках этого периода, подверглись жесточайшей критике; увлечение литературой сформировало свое внутреннее правительство, установившее приоритет чтения и письма над всеми прочими видами деятельности; и большая часть моего мышления подверглась перестройке, ориентированной на производство стишков. Несмотря на то, что я говорил прозой, думать я стал учиться в стихах.

Все, что ты ищешь: женщин, денег, власти;

Все это только призрачный обман.

Не утолит он в жизни твоей страсти,

Как речка не напоит океан.

Любовь прекрасна, но она проходит,

Иль, став привычкой, гаснет навсегда;

А деньги, что же люди в них находят?

Свободу? Счастье? В них одна беда!

Свободен тот, кто знает, что он смертен,

И знанием подобным дорожит,

И в деньгах счастья искать он не спешит,

Для счастья есть совсем другие мерки.

Быть может в власти думаешь оно?

Но власть, что раньше звали «высший свет»,

Свое значение утратила давно;

Над ней смеется каждый с юных лет…

Каких только не выдавал мой ум выкрутасов, чтобы опорочить прежние ценности.

Ты меришь все рассудочным умом;

Он для тебя единственный закон;

Вот только даже в образе немом

Не отличит о бога от икон.

И что увидит он в моих стихах?

Наборы слов, понятий и их связь?

Он как священник, что во всех грехах

Способен видеть грязь… одну лишь грязь.

Каких только приемов страсть к литературе не использовала, чтобы удержать власть в моем сознании.