– Будьте осторожны с Волковым, доктор Северова. Его история о мести может быть такой же фальшивой, как и его вражда с Савченко.

Дождь барабанил по крыше автомобиля, создавая звуковую текстуру с сенсорно-редуцирующим эффектом – монотонность, способствующая гипнотическому сужению внимания. Елена ехала к особняку Александра, наблюдая за зеркальной игрой капель на лобовом стекле – симметричные лабиринты, мгновенно формирующиеся и распадающиеся, словно метафора её ускользающего понимания ситуации.

Она не предупреждала о визите – сейчас ей нужны были не продуманные ответы, а первые, инстинктивные реакции. Базовая техника из арсенала клинической психодиагностики – спонтанность как метод проникновения сквозь защитные механизмы психики.

Особняк Александра возвышался темной громадой за коваными воротами, архитектурное выражение властного доминирования, подчиняющее себе пространство. Охранник узнал её и без вопросов пропустил – предсказуемый результат для человека, уже включенного во внутренний круг доверия. В холле её встретил дворецкий, чья безэмоциональная маска профессиональной невозмутимости, казалось, отражала её собственную попытку сохранить клиническую отстраненность.

– Господин Волков в кабинете, – сообщил он. – Проводить вас?

– Я найду дорогу, – ответила Елена, выбирая автономность как стратегию сохранения контроля над ситуацией.

Идя по длинному коридору, она замечала, как интерьер дома отражает психологический портрет его владельца – строгая геометрия линий с неожиданными асимметричными элементами, тёмные тона с вкраплениями насыщенного красного, современное искусство с явными архетипическими мотивами. Визуализация психической структуры с сосуществованием порядка и хаоса, контроля и импульсивности.

Александр действительно был в кабинете – с бокалом виски цвета темного янтаря в руке, перед ноутбуком, экран которого отбрасывал синеватое свечение на его лицо, создавая эффект частичной маски, освещающей лишь фрагменты лица, оставляя другие в тени – визуальная метафора раздвоенности. Услышав её шаги, он поднял голову, и улыбка, появившаяся на его лице, казалась искренней – полная активация зигоматических мышц с соответствующими периорбитальными складками, синхронная дилатация зрачков.

– Елена? Я не ожидал… – он встал из-за стола, подошел к ней, но остановился, заметив её выражение лица, мгновенно считывая невербальные сигналы эмоционального напряжения. – Что случилось?

Она вытащила из сумки распечатанную фотографию, ту самую, где он и Савченко поднимали бокалы, улыбаясь. Положила на стол между ними – классический прием экстернализации конфликта, превращение абстрактной проблемы в конкретный материальный объект. Александр взглянул на фото, и его лицо изменилось – не шок, не удивление. Скорее… усталость. Микро-расслабление лицевых мышц, характерное для отказа от необходимости поддерживать фальшивый эмоциональный фасад.

– Откуда это у тебя? – спросил он, голос чуть ниже обычного тембра – признак активации парасимпатической нервной системы, снижающий физиологическое возбуждение.

– Антон Рябов, журналист. Он расследует исчезновения, связанные с клубом. И имеет досье на всех его основателей, – она подчеркнула последнее слово, наблюдая за его реакцией с профессиональной внимательностью клинициста. – В том числе, на тебя.

Александр взял фотографию, рассматривая её с горькой усмешкой – комплексная мимическая экспрессия, сочетающая признаки удовольствия и отвращения, типичная для иронической оценки прошлого опыта.

– Это с благотворительного вечера в прошлом году, – сказал он. – Да, я был там. Да, я улыбался и поднимал бокалы с человеком, которого ненавижу. Потому что иногда, Елена, нужно держать врагов еще ближе, чем друзей.