Образы были пугающе похожи на картину Кирилла. Совпадение? Или оба пациента каким-то образом подключились к одному архетипическому образу из коллективного бессознательного? Елена сделала мысленную заметку изучить этот феномен позже.

К концу рабочего дня она чувствовала себя выжатой, как лимон. Странная картина Кирилла, тревожный сон Софьи, давление по поводу гранта – все это складывалось в клубок нарастающей тревоги. Профессиональная часть сознания пыталась анализировать ситуацию отстраненно, но что-то глубинное твердило: происходит что-то необычное.

Уже в лифте она проверила телефон и увидела сообщение от Валерия Дмитриевича Савченко, своего бывшего научного руководителя и наставника:

«Елена, надеюсь, ты не забыла о нашем ужине. Жду в 19:00 в „Монреале“. Есть интересная тема для обсуждения».

Она вздохнула. Встреча с Савченко была запланирована давно, но сегодня она чувствовала себя слишком истощённой для профессиональных дискуссий. Тем не менее, отказывать было бы неудобно – Валерий Дмитриевич всегда чрезвычайно серьёзно относился к договорённостям.

Выйдя из здания медицинского центра, Елена на мгновение остановилась, вдыхая холодный вечерний воздух. Сумерки уже окутывали город, огни витрин и фонарей отражались в мокром асфальте после недавнего дождя. Она медленно шла по улице, рассеянно глядя на прохожих и витрины магазинов, но мысли её были далеко. Картина Кирилла стояла перед глазами с неестественной четкостью, словно отпечатанная на сетчатке.

Елена вспомнила, как впервые встретила Валерия Дмитриевича Савченко. Это было двенадцать лет назад, когда она, двадцатитрехлетняя студентка магистратуры, пришла на его лекцию о подсознательных механизмах травматической памяти. Савченко заметил её вопросы во время дискуссии и пригласил в свою исследовательскую группу. Под его руководством она защитила диссертацию, он поддержал её первые публикации, открыл двери в профессиональное сообщество.

Савченко был блестящим ученым, но требовательным наставником. Временами его методы казались Елене… неоднозначными. Особенно эксперименты с пограничными состояниями сознания, которые он проводил на добровольцах. Ничего, что выходило бы за рамки этических норм, но порой балансирующее на грани. Она восхищалась его интеллектом, но иногда чувствовала неясную тревогу в его присутствии.

В отражении стеклянной витрины кафе ей мелькнул знакомый силуэт – высокая фигура с седеющими висками. Елена резко обернулась, но увидела только спешащих по своим делам людей. Никто не обращал на неё внимания.

«Теперь я уже вижу Савченко там, где его нет», – подумала она с невеселой усмешкой. «Определенно нужен отпуск».

Ресторан «Монреаль» располагался в центре города, в тихом переулке среди старых особняков. При входе гостей встречал приглушенный свет, тяжелые бархатные портьеры и негромкая джазовая музыка. Метрдотель, узнав Елену, почтительно кивнул – она бывала здесь раньше с Савченко и другими коллегами.

– Добрый вечер, доктор Северова. Доктор Савченко уже ожидает вас.

Он проводил её через основной зал в отдельную нишу, отгороженную от общего пространства декоративной решеткой с вьющимся плющом. Валерий Дмитриевич поднялся ей навстречу.

– Прошу прощения за опоздание, – сказала она, снимая пальто. – Последняя сессия затянулась.

Валерий Дмитриевич улыбнулся, приветствуя её. В свои пятьдесят пять он выглядел моложе своих лет: высокий, подтянутый, с густыми седеющими волосами и проницательными серыми глазами, которые, казалось, считывали мысли собеседника.

– Ничего страшного, Леночка, – сказал он, используя уменьшительное имя, которое Елена не особенно любила, но терпела от своего бывшего наставника. – Я помню, как это бывает с пациентами в терапии символического отражения. Они не замечают времени, погружаясь в транс.