– Да, – ответила она, пытаясь сохранить профессиональное спокойствие, но услышав в собственном голосе предательскую хрипотцу. – А вы, судя по всему, один из организаторов… этого.

Она намеренно не назвала «это» клубом или мероприятием, создавая лингвистическую дистанцию. Маленький речевой прием, которым она часто пользовалась в работе с пациентами, когда хотела обозначить отстраненность от обсуждаемой ситуации.

– Один из основателей, если быть точным, – его улыбка стала шире, обнажив идеально ровные зубы. В его взгляде мелькнуло что-то тёмное и притягательное, от чего внутри Елены что-то отозвалось – глубинное, примитивное, не поддающееся профессиональной каталогизации. – Присоединитесь ко мне? Здесь есть место, где можно поговорить… профессионально.

Последнее слово он произнес с едва заметной иронией, словно ставя под сомнение саму концепцию профессионализма в контексте этого места. Или, что более тревожно, ставя под сомнение её способность оставаться в профессиональной роли.

Он указал на небольшую лаунж-зону в стороне от основного действа, отделенную от него не стеной, а полупрозрачной перегородкой – наблюдатель оставался частью происходящего, даже находясь за символической границей. Архитектурная метафора проницаемости психологических границ. Блестяще продумано, – отметила аналитическая часть сознания Елены.

Она колебалась, внутренняя борьба отразилась на её лице. Следует уйти. Немедленно. Это нарушение всех профессиональных границ. Но вместо этого она услышала собственный голос: «Профессиональный интерес. Пациент. Кирилл». Эти рациональные оправдания звучали фальшиво даже для неё самой, но она цеплялась за них, как утопающий за соломинку. Она пришла сюда за ответами, и вот перед ней возможность их получить. Или она пришла за чем-то другим?

Когнитивный диссонанс между декларируемыми и истинными мотивами, – констатировала аналитическая часть её сознания, наблюдая за собственным моральным компромиссом со странной отстраненностью.

Елена почувствовала, как её внутренний конфликт становится физически ощутимым – напряжение в спине, затрудненное дыхание, легкое головокружение. Симптомы, которые она сотни раз описывала в медицинских картах своих пациентов. Острая психо-соматическая реакция на морально-этический конфликт, – диагностировала она автоматически, и тут же разозлилась на себя за эту постоянную самоаналитическую диссоциацию.

Но что-то глубоко внутри неё – та часть, которую она всегда держала под контролем – жаждала пойти за ним. Словно её внутренний ребенок, импульсивный и любопытный, страстно хотел прикоснуться к огню, зная, что обожжется.

– Я буду признательна за любую информацию о моем пациенте, – произнесла она ровным голосом, делая сознательный выбор в пользу погружения глубже, но сохраняя видимость профессиональной мотивации.

Они сели в глубокие кресла, обитые темно-бордовым бархатом. Ткань была на ощупь одновременно роскошной и тактильно стимулирующей – еще один тщательно продуманный сенсорный элемент. Между ними появился низкий столик с двумя бокалами красного вина, глубокого рубинового оттенка. Елена не помнила, чтобы он делал заказ. Продуманная хореография, призванная создать иллюзию сверхъестественного предвидения желаний. Здесь всё работало по каким-то другим правилам – правилам подсознания, а не повседневной логики.

Вокруг них разворачивались сцены изысканного эротического экспериментирования, но акустическое оформление пространства создавало удивительный эффект интимности – они могли разговаривать, не повышая голоса, и прекрасно слышать друг друга, несмотря на окружающие звуки.