Тут же пришла бригада ребят и предложила лечь в палату, где откачивают мам после того, как те узнают о таком диагнозе. Я отказалась. Сказала, что все в порядке. Они, удивляясь моему спокойствию, заходили несколько раз, проверить меня на вменяемость. Я сказала, что изучаю в интернете вопрос реабилитации. После этого спасители успокоились и поняли, что в ближайшие сутки срыва у меня не ожидается. Могу сказать, что в этот момент они сами очень нервничали за мое душевное состояние. Реально меня это поддержало психологически и не дало выхода эмоциям. Срыва и правда не случилось.

Почему? Обычно, в такие моменты, мозг человека находится в сильнейшем стрессе, а количество свободных радикалов, увеличиваясь в организме с бешеной скоростью, разрушает все на своем пути. А мой мозг вышел на какой-то другой уровень сознания. На этом уровне я могла изучать информацию и решать задачи. Там не было эмоциональных подъемов. Они были отложены мозгом на потом.

После оперативного вмешательства нам не давали никаких гарантий ни то, что на полноценную жизнь, но и на жизнь в принципе. К нашим диагнозам прибавилась еще и двухсторонняя нейросенсорная глухота. Ребенок был больше похож на «овощ», нежели на человека.

За честность, за хорошо сделанную вовремя операцию, а также за возможность использования своих препаратов для восстановления кишечника, я очень признательна и благодарна всем нашим врачам, потому что вскоре Миша начал петь и разговаривать, чего раньше не было. После этого я увидела реальную связь между кишечником и мозгом.

Когда Миша лежал в реанимации, была активная терапия антибиотиками, я задала вопрос: «Что происходит с желудочно-кишечным трактом, и дают ли пробиотики?». Ответ реаниматолога был таков: «Пока нет проблем, давать ничего не будем!». Такой же подход и в нутрициологии. Во время антибактериальной терапии пить пробиотики бесполезно. Но я за баланс. Лучше их пить, чтоб иммунная система не «сошла с ума». В нашем случае, потом, были огромные проблемы со стулом, и врачи сказали: «Приносите все, что считаете нужным, даже проверять не будем. Вам, с таким тяжелым случаем, можно все».

После двух суток (понедельник, вторник: 15, 16 апреля 2019 года… До сих пор в эти даты мне плохо), проведенных в инфекционном отделении, я приехала домой, и, видимо, нервная система «стукнула» по всему организму. Я зашла на порог квартиры, поняла, что меня сейчас разорвет на куски от боли. Полило со всех дыр… Муж был в шоке, но ему пришлось побыть санитаркой.

Двое суток меня знобило (среда, четверг: 17, 18 апреля 2019 года) и поднялась высокая температура. На ноги меня поставили витамин С и По Д'Арко. К пятнице 19 апреля 2019 года я пришла в себя. Три дня я наносила тонну косметики, чтобы приблизиться к человеческому виду, быть хотя бы бледной и не пугать людей. Мое настоящее лицо было земельного оттенка. В дни моей хандры в реанимацию ездил муж, он привез Мише красную машинку среднего размера. Тот держал ее круглосуточно. Врачи были в шоке от такой силы мышц после перенесенной операции. Эта машинка заменила ему дом, маму и папу.

15 июня 2019г.

Мы увиделись с сыном в пятницу (19 апреля), и начались слезы. Это было ужасно. После этой встречи с ребенком я опять чуть не села на транквилизаторы. Но в этот раз я посмотрела на таблетки, «они» – на меня. Решение было принято, таблетки оказались в мусорном ведре. Я поняла, что если я их не выкину, то останусь по другую сторону жизни от собственного ребенка. Мне было страшно под действием таблеток пропустить важную информацию от врачей.