Наибольшим вниманием музыканта наградил карапуз лет трех-четырех: мама вела его за руку, но мальчик все-таки остановился напротив Белла… Мама потеряла терпение и сильней потянула сына за руку – мальчик поплелся за ней, хотя то и дело оглядывался на скрипача. Та же история повторилась и с несколькими другими детьми, однако все без исключения родители не позволили им задержаться и на минуту.

В итоге же только 6 человек ненадолго остановились и послушали музыку; 20 человек, не останавливаясь, бросили в футляр деньги…

Проводя этот эксперимент, газета ставила вопросы: «В будничной среде и в неподходящий момент: во-первых, чувствуем ли мы красоту? Остановимся ли, чтобы ее оценить? Распознаем ли талант в неподходящей обстановке?»

И сделала ряд выводов, важнейший из которых сформулирован ею так: «Если мы не можем найти время на то, чтобы ненадолго остановиться и послушать лучшие из когда-либо написанных музыкальных произведений в исполнении одного из лучших музыкантов планеты; если темп современной жизни настолько высок, что мы становимся слепы и глухи к столь прекрасным вещам – тогда что же еще мы упускаем в этой жизни?»

Ну, а я делаю из этого, бесспорно, интересного эксперимента собственные выводы. Во-первых, о том, что направленность нашего внимания определяет и наше поведение, и наше восприятие окружающего – в частности, нашу способность чувствовать прекрасное. Внимание всех этих людей, стремглав пронесшихся мимо Белла, было сосредоточено на каких-то делах, отнюдь не связанных с музыкой. Дети не в счет – родительские заботы их пока мало трогают.

А во-вторых, я хотел показать, насколько влияют на наше восприятие принятые нами модели. В случае с Беллом у пронесшихся мимо цивилизованных людей модель в данном отношении очевидна: в вестибюле метро априори не может быть хорошей музыки в достойном исполнении; к тому же, бесплатно… За все хорошее в жизни приходится отдавать деньги – по меньшей мере. Не случайно же никто музыканта не узнал, хотя, наверное, многие из проходивших мимо бывали на его концертах, хотя бы видели его фотографии в газетах и журналах или же его выступления по телевидению.

Итак, вот вам первые два кита, на которых опирается наше восприятие: это направленное внимание и принятые нами модели.

И еще, конечно, наш язык – предположим, родной, русский. Язык – это тоже модель: со своими возможностями и с ограничениями. Потому что одни психические явления в нашем языке как-то названы (а само слово, обозначающее какое-то явление, уже заставляет нас с этим явлением считаться, хотя бы его замечать), а другие явления не названы никак. Наши предки, допустим, эти явления просто не заметили или не посчитали важными, чтобы как-то их назвать. И получается, что мы тоже – так сказать, по наследству – склонны не замечать эти явления, а все-таки заметив иногда, не придать им значение. А это запросто могут быть, например, какие-то ключевые психические процессы.

Пример? Да, те же движения глазных яблок, которым придается значение лишь современными психотерапевтами и гипнологами – последователями Милтона Эриксона и некоторых других видных мастеров относительно недалекого прошлого.

Между тем, непроизвольные движения глазных яблок человека дают специалисту очень ценную информацию, причем стопроцентно верную, поскольку это – рефлекс безусловный, то есть процесс подсознательный, а подсознание не лжет никогда. Во-первых, специалист может с уверенностью сказать, в какой модальности человек припоминает то или иное явление. (А всякий из нас делает это постоянно, – к примеру, во время обычной беседы, – поскольку так или иначе вынужден обращаться к своему опыту, хранящемуся в памяти.) Затем он с легкостью определит, действительно ли человек припоминает нечто, или же он как-то реконструирует ситуацию: то есть попросту фантазирует, что-то придумывает. (А потому специалисту-коммуникатору детектор лжи ни к чему!) В-третьих, грамотный специалист быстро выявит так называемые стратегии мышления данного индивидуума, а это уже – великолепный рычаг влияния на него.