Спрашивать впрямую, ловить на лжи – бестактно и бессмысленно. Психоаналитик не следователь и пациента не допрашивает. И, разумеется, никакой ответственности за дачу ложных показаний здесь нет и быть не может. Пойманный на лжи соврет еще раз. И еще, и еще… Гулять – так гулять, врать – так врать. Правду надо осторожно вытаскивать на поверхность, подобно тому, как вытаскивает из глубин рыбак крупную сильную рыбу. Одно неверное движение, один поспешный рывок – и вытащишь пустой крючок.

Под конец сеанса у Тамары закружилась голова. На звон старинного медного колокольчика, надраенного до ослепительного блеска, прибежала горничная, измерила давление, покачала головой (видимо, давление подскочило), дала Тамаре каких-то таблеток, поблагодарила Михаила, вся помощь которого заключалась в том, что он налил в стакан воду из бутылки, и увезла Тамару в спальню.

Михаил вышел в коридор, где сразу же столкнулся с Анной.

– А я за вами, Михаил! – объявила она, широко и радушно улыбаясь. – Не составите ли мне компанию? Если, конечно, у вас есть время…

– Время у меня есть, – не глядя на часы, ответил Михаил. – А что мы будем делать?

– Просто выпьем кофе, – Анна улыбнулась и повела бровью, словно давая понять, что одним только кофе дело может не ограничиться. – Я заядлая кофеманка, пью кофе для того, чтобы взбодриться, и для того, чтобы заснуть.

Михаил помешкал с ответом, потому что залюбовался Анной. Сегодня на ней было облегающее зеленое платье без рукавов, простое, но в то же время выглядевшее очень элегантно и прекрасно подчеркивающее все достоинства Анниной фигуры.

– Если вы не пьете кофе, я заварю вам чай. Благодаря Тамаре у нас весьма впечатляющая коллекция чаев. А от мужа осталось до черта крепких напитков…

– Благодарю вас, – церемонно ответил Михаил, – но я за рулем, так что крепкие напитки отпадают.

Даже если бы и не за рулем. Было что-то отталкивающее в распитии напитков, оставшихся после чьей-то смерти. Ничего, конечно, такого, ибо никто не вечен под луной, но что-то все же коробило.

– А кофе? – повторила Анна, откидывая рукой со лба непослушную прядь. – Я могу извратиться как угодно – с корицей, с мускатным орехом, с имбирем, с лимоном…

В словах «я могу извратиться как угодно» Михаилу послышался многообещающий намек.

– Достаточно будет крепкого кофе без сахара, – ответил он.

– О! Это по-мужски! – одобрила Анна. – В наш рафинированный век настоящие мужчины редкость. Или гламурные подонки, или брутальное быдло.

– Я думаю, что вы слишком строги в суждениях, – улыбнулся Михаил.

– Я строга? – удивилась Анна, и удивление ее выглядело непритворным. – Да знали бы вы мужчин так, как знаю их я, вы бы сказали, что я слишком снисходительна!

Она развернулась и пошла по коридору, давая Михаилу возможность идти позади и наслаждаться созерцанием. Михаил и наслаждался. Отчасти как эстет и ценитель красоты во всех ее проявлениях, отчасти как мужчина, обуреваемый мужскими чувствами, эмоциями, инстинктами. А сладкий запах духов, шлейфом тянувшийся за Анной, добавлял этому созерцанию шарма.

Кухня оказалась не просто кухней, а еще и чем-то вроде гостиной с длинным, во всю стену, диваном и двумя приставленными к нему столами.

– Здесь обычно во время приемов находятся водители и «тушканчики», – прокомментировала Анна.

– Тушканчики? – переспросил Михаил.

– Ну да, тушканчики, – улыбнулась Анна. – Макс так называл телохранителей. Они охраняют хозяйскую тушу, сокращенно – тушку, значит, тушканчики. Мой покойный муж не имел телохранителей и считал их бесполезными дармоедами. Он считал, что надо правильно вести дела, не наступать никому на горло, вовремя решать спорные вопросы, уметь договариваться и все такое. А телохранители – это блажь. От выстрела из гранатомета никакой телохранитель не спасет.