«…уязвимым местом в государстве было всесилие кипчакской знати, занимавшей ведущие посты в административном и военном аппарате. Мать хорезмшаха Мухаммеда Теркен-хатун происходила из кипчакского правящего рода и обладала огромным влиянием при дворе, фактически сама, назначая своих родственников на все ключевые государственные посты. Пользуясь их поддержкой, она фактически возглавила оппозицию своему сыну. Особенно обострились их отношения перед монгольским нашествием. Теркен даже организовала выступление кипчаков против хорезмшаха в 1216 году. Это восстание возглавил её племянник Кайыр хан Алып-Дерек, бывший наместником в долине Сырдарьи. (в то время – Яксарт). Кипчаки потерпели поражение, однако Теркен-хатун не только не позволила наказать Кайыр хана, но даже настоять на передаче ему Отрара. Значительные кипчакские гарнизоны стояли во всех крупных городах Хорезма, Самарканде, Бухаре, Отраре, и хорезмшах не без основания им не доверял.

После победы над Кучлуком Чингисхан устремился к границам Хорезма, но не стал завоёвывать его, а договорился о добрососедских торговых отношениях.

Вскоре после того, как посольство Чингисхана вернулось из Хорезма, он послал туда своих первых купцов. Они были схвачены и убиты, обвинённые в шпионаже Инельюком Кайыр-ханом, правителем Отрара». – Викия-сайт. Крадин Н. Н., Скрынникова Т. Д. Империя Чингисхана. М. Восточная литература. 2006. Д. Оссон К. От Чингисхана до Тамерлана. Париж, 1935 год.

– Я ждал тебя раньше… – лишь проговорил хорезмшах, едва кивнув на приветствие коленопреклонённого старшего сына.

Хорезмшах истинно ждал сына пораньше, желая с глазу на глаз обсудить то, ради чего собрались здесь некоторые из знати империи, по большей части из кипчаков. Всем любопытно, так и распирает. Вроде бы и хорошее послание получил на закате ушедшего года от какого-то неведомого ему, как и всем, правителя неведомой земли, удумавшего даже завоевать всё тот же неведомый Китай, как знал он, оттуда караваны везут воздушные шелка, да фарфор всё тот же воздушный. Так, со слухам слышал о могуществе цзиньской империи. И вот пала она. Так была ли она могущественной. И кто поспособствовал этому? Опять же какой-то неведомый правитель, именуемый себя Чингисханом. И послал этот, окутанный тайной, послов своих с такими подарками, что разом потеряешь голову от сверкания драгоценных камней. Ладно бы он, но и матушка растеряла всяческий покой, проявившая совсем нездоровый интерес к новой политике сына, хотя часть подарков, да преподнёс ей торжественно. Но особенно распёрло её любопытство насчёт одного пункта в послании, в котором этот таинственный правитель так и говорил на бумаге, что стерпела такое: «Я отношусь к тебе как к любимому сыну». Ох, как взъерепенилась она, прознав такое. Это как её драгоценного сына (которому не раз подставляла ножку) кто-то посмел прозвать вот так. «Каков несносный негодяй!» – приговаривала она, примеривая на палец перстень с драгоценным камнем из числа подарков, каковым одарили его послы неведомо таинственного правителя. В целом же в послании предлагались добрососедство при равных интересах. Но про это не в лета её активнейшая матушка, будто и забурлила молодецкая кровь, и не желала слышать, упрекая его уж в чересчур мягком нраве: «Тебе табун кобылиц пасти, а не править Хорезмом, чьё величие вознесено на самые недосягаемые вершины, на зависть всем сопредельным государствам. А тут какой-то пастух смеет на такое послание». Как прознал он позже, один из купцов, вознамерившись на её благосклонное отношение, дабы и польстить, да и возвысить её и без того непомерно взлетевшее тщеславие, что исходило от кипчакской родословной, так и прозвал того правителя. И этот совсем непредвиденный случай, что так неожиданно сотворился за его спиной, учинённый несносным Кайыр-ханом, по большей части и есть её души и разума пожелание, как и всех этих чрезмерно знатных кипчаков, что набились в тронный зал. И потому правитель Отрара и решился на эту гнусность, которую он и должен расхлебать. Эх, дабы воля его…